Михаил Булкаты - Живой обелиск

— Сердце человека — это одно, а его язык — другое… Разве язык и сердце всегда одинаково выражают желание человека?

Хута не уразумел смысла сказанного.

— Значит, дела Габо и Арчила пойдут в гору, если колхоз заимел такого сторонника, как ты? — спросил он.

— Никто тебе не говорил, что я — сторонник колхоза, построенного Арчилом и Габо! — сказал Цуг и, почувствовав, что зашел слишком далеко, решил смягчить сказанное: — Я — сторонник колхоза, построенного мной! Ты же сам знаешь, земли и скота у меня хоть отбавляй! И за инвентарем дело не станет. Я бы за неделю все их земли перепахал! А они сидят на бесплодной земле Процентов, как медведи под цветущим кизилом…

У Хуты все перемешалось в голове. Он знал, что Цуг самолично пригнал пять быков в колхоз, и теперь не верил своим ушам. А Цуг продолжал:

— У паршивых хозяев и колхоз будет паршивым! Разве на земле Процентов можно что-нибудь построить? В моих руках маслянистые земли, быки со стальными шеями и плуги не с железными лемехами, а с фаринками! Вот я и построю свой колхоз!

«Он смеется надо мной!» — мелькнуло в голове Хуты.

— Вот если бы тебя тоже приняли, как твоих быков! — проговорил он.

Цуг снова расхохотался. От смеха у него затрясся острый, как клин, подбородок.

— Примут! Еще и просить будут. — Он перешел на шепот: — У Габо и Чипи хоть и есть в жилах сила, но долго они лямку не потянут. Все дороги их ведут ко мне. Где еще им найти рабочий скот?

— А зачем им идти к тебе? Ты же сам пригнал к ним быков?..

Цуг опять покатился со смеху:

— Вспомни, Хута, притчу, как лис проглотил нож, измазанный медом, и железка застряла у бедняги в заду! Мои быки как тот нож, Хута!

— Ты одинок, а их много, ты снаружи, а они внутри! Ты никто против них… — едва нашелся Хута.

— Пойми, Хута, я уже не снаружи! Мои быки вступили в колхоз, не написав даже заявления. А мое заявление лежит в кармане Арчила. Только тебе скажу, больше никому… Смотри, Хыбы и Лексе ни гугу, а не то опять начнут размахивать перед носом председателя своими мандатами.

— Но ты же вчера заставил меня вернуть козу… — забормотал Хута.

— То было вчера, а сегодня — другое дело. Вчера шел разговор об избрании Хыбы председателем. Сегодня это место занял Арчил.

— Наверное, и стадо ты погнал ради Арчила?

— Конечно! Он не такой грубый и неотесанный, как Чипи и Габо. Он, как Лекса и Хыбы, от страха в постель не мочится…

Хута спросил, пристально глядя в иссохшее лицо Цуга:

— Неужели Арчил и вправду принял тебя в колхоз? Втайне от Чипи и Габо? Втайне от Лексы и Хыбы?

— Послушай, Хута! Что ты затвердил одно и то же? Говорят тебе, что я подал заявление, и все!

Хута молчал. Цуг сказал чуть тише:

— Я отвел в колхоз пять быков. Но ты же знаешь, что быков я держу только парами. Одиночек закалываю.

— У тебя много годовалых бычков, найдешь скотине пару.

— Нет, Хута, я сделаю другое.

— Что ты сделаешь?

— Я отдам шестого быка в пару к твоему… — шепотом произнес Цуг. — Гони моего быка к себе в хлев и наши парой на здоровье! Только о моем заявлении никому не проговорись! Особенно остерегайся Хыбы и Лексы. Так мне наказывал Арчил! Пусть, мол, до поры это будет секретом!

Хута не поверил своим ушам.

Пара быков — не шутка! Он всю жизнь мечтал об этом: пара быков, только одна пара и арба с ярмом! Пара быков потащит железный плуг… А если Цуг половину урожая отберет за своего быка? С чего это он так расщедрился?

«Промокший до нитки не боится сырости», — подумал Хута, когда волок свою козу в колхоз, но перед ним встал Цуг. «Неужели без Цуга нельзя построить колхоз? Тогда для чего суетились Арчил, Габо, Иос? А Чипи? Пропади они пропадом! Но если Цуг говорил правду, то Арчил предал и Чипи, и Габо, и Иоса… Арчил прямой, как фаринк, говорят в ауле. Вот тебе и прямой, и отважный! Втайне от всех принял кулака в колхоз. А бык — это целое богатство! И за какие блага Цуг дарит быка ему? С кем посоветоваться? Не скажет же он самому Арчилу, что тьма его черного сердца выпирает из его глаз!»

Цуг не промахнулся в расчете. Потрясенный Хута отправился поделиться новостью прямо к Хыбы.

Хыбы и Лекса вернулись озлобленными, спрятались в своих домах, старались не показываться на люди, точно им дела не было ни до Процентов, ни до колхоза.

— Почему аулом распоряжается сын каменотеса? Для чего же я кончал телавские курсы, ношу в кармане мандат? — возмущался Лекса, усаживая к столу Хуту.

«Настало новое время, возвещает Арчил. Что же здесь нового? Для чего вся суета, если не обошлись без сына кулака?» — кусал в задумчивости кончик уса Хута.