Конн Иггульден - Сокол Спарты

Вина не было, но зато вода была чиста и холодна, так что настроение в лагере посветлело. Ксенофонт поговорил с командирами о предстоящем дне, но не зная, какой именно способ нападения будет избран, они могли лишь строить догадки. В каком-то смысле это было заделом хорошего настроения Ксенофонта, когда он укладывался спать, глядя на звезды. Он проникался верой в смекалистость своего народа.

Они не любят торопиться, это правда. И у них есть пагубная склонность спорить во время кризиса – но когда решение принято, они действуют с умом и уверенностью. Впору ими гордиться.

То, что он спал, Ксенофонт понял лишь тогда, когда, вздрогнув, проснулся от прикосновения. Открыв глаза, на земле возле себя он увидел Паллакис, завернутую в свое одеяло. Он сел в темноте, чувствуя, как вокруг доверчиво спят тысячи людей, вверивших ему свою жизнь.

– Госпоже нужен еще один защитник? – спросил он спросонья. – Неужели Геспий не справляется?

Слышно было, как она поворачивается к нему в темноте, так близко, что на лице чувствовалось ее дыхание.

– Жизнь не исчерпывается одной безопасностью, – быстрым шепотом произнесла она.

– Верно. Я понимаю, госпожа была наложницей царевича Кира, – заметил он. Чувствовалось, как она в темноте чутко напряглась. – А затем по меньшей мере раз я ее видел в обществе Клеарха. Теперь она здесь, возле меня, хотя я дал Геспию задание за ней присматривать.

– Дал, а затем его же и услал, – сказала она с внезапной неуверенностью.

Ксенофонт тайком поморщился, чувствуя неловкость момента.

– Потому что он мой конюший, Паллакис. Он командует разведчиками, и я отсылаю его почти каждую ночь… Постой. Тебе не угрожали?

Она резко села и, встав на колени, начала скатывать одеяло.

– Нет. Геспий среди мужчин пользуется уважением. Они знают, что я под его защитой. Я думала… Прошу прощения.

Ксенофонт почувствовал, как лицо у него вспыхнуло, но заговорил прежде, чем она успела исчезнуть в ночи:

– Оставайся здесь, по крайней мере, сейчас. До рассвета уже недолго.

Темная фигура рядом с ним замерла, неотрывно глядя на него.

Затем она снова пристроилась рядом. Он лежал довольно долго, в настороженном бодрствовании.

Пробудившись утром, женщину рядом с собой Ксенофонт не застал. Мелькнула растерянная мысль, не являлась ли она ему во сне. Впрочем, мысль о ней он тут же оставил, когда появился Геспий с его конем, уже напоенным и с проверенной упряжью. Все лошади у них выглядели исхудалыми, хотя теперь в горах они могли, по крайней мере, щипать траву, которой раньше нигде не было. В отличие от людей долго обходиться без нормальной кормежки кони не могут, что одинаково беспокоило и Геспия, и Ксенофонта. Без конных разведчиков им сейчас было просто не выжить.

Передавая начальнику поводья и помогая сесть на коня, Геспий казался угрюмым. Он подал пояс с мечом, застегивая который, Ксенофонт мельком подумал, не обмолвиться ли ему о нынешнем ночном визите. Эту женщину он Геспию не обещал, да оно было и не в его власти. При этом он видел, что молодой человек в нее влюблен, и не хватало еще из-за нее каких-то размолвок с подчиненным. Поэтому Ксенофонт предпочел промолчать. От Паллакис надо будет держаться подальше, и глядишь, все эти недомолвки рассосутся сами собой.

Персы обозначились непосредственно перед тем, как лагерь начал сниматься с места. Тиссаферна можно было по-своему поблагодарить: своим появлением он подгонял излишне нерасторопных лагерников становиться в походный порядок. Предпочтительный квадрат в квадрате выстроить было нельзя: для каре из двадцати тысяч проход в горах был слишком узок. И Ксенофонт, несмотря на тяжелые сомнения, дал согласие Хрисофу на колонну. Спартанец вел себя так, словно он неоспоримый заместитель стратега, и никто этого, в сущности, не оспаривал. Прочие выбранные военачальники как будто довольствовались командованием своими отрядами и главное руководство поверяли ему. Интересно, сколько еще ошибок придется совершить, прежде чем такое положение изменится.

Спартанцы настояли на том, чтобы через скалы идти во главе колонны. Ксенофонт приказал всему строю держать щиты наготове на случай, если перевал уже занят персами. На коне он ехал в мучительных переживаниях, что что-то может пойти не так, что он упустил что-то жизненно важное. Люди равнялись на него, а он чувствовал всю тяжесть своей ответственности, которая лишь усугублялась полнотой вверенной ему власти, до этого даже неведомой. Те его незначительные полномочия в Афинах не шли ни в какое сравнение с ведением войска через горы.