Назир Сафаров - Гроза

«Что видел я в жизни хорошего? Только и нажил я на этом свете — моих детей. Смерть — права и безжалостна. Кончатся мои дни — бисмиллах-ир-рахман-ир-рахим, слава богу, есть кому продолжать мой род. Кутлугой уже повзрослела. Уж, наверное, найдется на свете и для нее суженый, не жить же одной. Найдется, наверное, ровня и для нее. Как только найдется ровня — так отдавай дочь даром, говорили, оказывается, люди, жившие до нас, наши предки. Хорошо сказано. По мне бы можно прочитать молитву бракосочетания с одной только чашкой воды. Пусть жених возьмет невесту как есть, а потом обеспечит всем необходимым. И то знает всевышний, что рабы божьи — временные жители на этом свете. Сегодня есть человек, а завтра, глядишь, и нет его», — так думал Джаббаркул-аист.

Теперь Джаббаркулу Хатама словно сам бог послал. Кому же мог не понравиться такой йигит? Молодой, красивый, умница, доброго и тихого нрава, а силища — гору может своротить. «Султанмурад еще мальчик. Если бы Хатам, волей судеб, оказался бы суженым моей дочери, — думал Джаббаркул, — он стал бы крыльями моего хозяйства. Понапрасну и бесплодно проходят дни юноши в хибарке одинокого, безземельного Ходжи-цирюльника и в доме Додхудая. Этот прямо-таки, как осла, оседлал юношу и ездит на нем, зря пропадает такой добрый молодец. Трудную долю послал ему бог. И до каких пор будет он так бесплодно влачить свои дни? Я и по себе знаю: покуда наш брат одинокий мужчина не женится, порядочной жизни ему не узнать. Если бы не умер пастух Мадали, пошли ему аллах царствие небесное… я-то не желал ему смерти, но так уж вышло…

Если бы не умер пастух Мадали, то я, может быть, так и прожил бы на свете, не имея ни жены, ни детей. Разве есть в каком-нибудь доме в нуратинской степи девушка, которая ради Джаббаркула-бедняка расчесывала бы свои черные волосы, да проглядывала бы свои черные глаза, глядя на дорогу, не идет ли по ней Джаббаркул? Если и была такая девушка, то почему-то она не повстречалась мне до моих сорока лет. Я не забываю добра. Тысячекрат я прославляю аллаха за то, что мои мечты и надежды осуществились. Наконец, я женился, когда мне исполнилось сорок лет, и женой моей оказалась Айбадак. Как не благодарить аллаха за наше счастье, лишь бы не лишил он нас его. Не успели мы оглянуться, как у нас уже — четверо детей. Вот почему я считаю себя и богачом и баем. Додхудай ли богач и бай? Собаке не пожелаю его судьбы, лучше быть голодным, да с чистой совестью. Нет, я и моя семья — мы все счастливы. Черным хлебом, но сыты. Теперь осталось только одного желать — чтобы скорее появились внуки. Они будут говорить: «Дедушка, бабушка», а я их буду ласкать. Пусть они дергают меня за бороду, прижимаются щечками к моему лицу, гладят меня по щекам ладошками. Сладость жизни как раз в этом. Любое богатство, состоящее из денег и вещей, по сравнению с этим — ничто. Грош им цена.

Терпенье — красное золото. Довольство малым обходится дешево. Почему бы могла не понравиться Хатаму моя Кутлугой? Ведь человек сам по себе существо приятное, симпатичное. А тем более Кутлугой. Разве не таких девушек называют луноликими? Только бы встретились их глаза. Не наша вина, что мы бедны. Ведь и Хатам не богач. Говорят, должны подбираться ровня к ровне. А разве не ровня моей дочери Хатамджан?»

Кутлугой смотрела в приоткрытую дверь и не знала, как поступить. Сердце у нее усиленно колотилось. Отец велел выйти и приветствовать юношу. Но это ведь значит оказаться с ним лицом к лицу. В душе ей хотелось оказаться рядом с этим юношей, смотреть на него и разговаривать с ним, но все же она стеснялась. Девичья гордость говорила в ней. Как же так: незнакомый юноша, никогда не встречались они ни тайно, ни явно, ни разу не обмолвились ни одним словом. Отец простодушен, он думает, это так просто, но я ведь не мальчишка Султанмурад, я ведь — другое дело. Я ведь взрослая девушка. Разве он не подумает про меня: «Ну и не терпится ей, если сама первая выходит ко мне». Стыд, позор. А отец что-то задумал. Так просто он не позвал бы меня. Ведь говорят, что если есть невеста, то есть и капризы, а отец простак и не знает ничего этого. Проходя двором, Хатам увидел девушку за приоткрытой дверью, сказал ей: «Ассалом алейкум, сестричка Кутлугнисо», — и, не дожидаясь ответа, сразу поспешил к Джаббаркулу. От этой поспешности девушка сконфузилась в своем убежище. Она покраснела, как от досады, ее бросило в жар. Но тотчас она подумала: «Кто знает, может быть, он так торопится к моему отцу по важному делу».