Юный дикарь поцеловал умирающего деда и вышел. По уходе мальчика к Мак-Игу подошел Дольгетти и предложил ему прочесть отходные молитвы.
— Не говори мне о молитвах, саксонец! — сказал умирающий, — ты видишь, я умираю покойно. Врагу, руки которого обагрены драгоценной для меня кровью, я передал в наследство самое ужасное чувство — чувство ревности, и жизнь ему станет ужаснее смерти. Да, такая участь ожидает Аллана Кровавую Руку, когда он узнает, что Аннота Ляйль выходит замуж за графа Ментейта — а это будет непременно, сомневаться в этом нечего.
Сказав это, горец стал дышать реже и вскоре скончался. В то время как отец наслаждался присутствием только что найденной дочери, граф Ментейт вел жаркий разговор с Монтрозом.
— Теперь я вижу, — говорил ему Монтроз, — что от разоблачения этой тайны зависело ваше собственное счастье. Вы и прежде любили эту девушку, против происхождения которой теперь и говорить нечего. Но только можно ли во время междоусобной войны просить руку дочери у врага-фанатика?
Влюбленный человек конечно всегда найдет возражение, так и Ментейт убедил Монтроза, что ему необходимо безотлагательно переговорить с рыцарем Арденвуром.
— Я желал бы, — сказал наконец Монтроз, — чтобы все это кончилось до возвращения Аллана Мак-Олея, потому что боюсь ссоры в лагере. Не лучше ли отпустить сэра Дункана домой, а вас назначить начальником конвоя, и под вашею охраною отправить раненого? Ваши же собственные раны будут служить достаточным предлогом отсутствия вашего на продолжительное время из лагеря.
— Ни в каком случае! — вскричал Ментейт. — Даже если бы от этого зависело все мое счастье, я не оставил бы ваш лагерь и не ушел бы из-под королевских знамен.
— Ну, если уже вы решились остаться, то вам нечего терять времени!.. Объяснитесь сейчас же с рыцарем Арденвуром, а я поговорю с Ангусом Мак-Олеем, и мы постараемся удержать брата его вне лагеря, чтобы он не наделал чего-нибудь с отчаяния.
На следующий же день рано поутру Ментейт просил у сэра Дункана руки его дочери. Об обоюдной привязанности их сэр Дункан знал и прежде, но все-таки не был приготовлен к такому скорому объяснению графа Ментейта, и просил графа дать ему сначала возможность поговорить с дочерью. Ответ был благоприятный, и сэр Дункан объявил влюбленным свое согласие. Свадьба была назначена на другой день в часовне замка, и решено было, что когда Монтроз тронется из Инверлоха, то молодая графиня уедет с отцом своим в его замок, и там будет ждать мужа.
Монтроз взялся переговорить с Ангусом Мак-Олеем о той перемене, которая ожидает его питомицу.
Ангус обрадовался, услыхав о высоком происхождении девушки.
— Теперь я уж не стану отговаривать брата Аллана попытать счастье, сказал он. — Этот брак может быть примирит его с людьми.
Монтроз поспешил разочаровать Ангуса, сообщив ему, что свадьба Аннота и графа Ментейта назначена на завтра и что он пришел пригласить его именно на свадьбу.
Это известие обидело Мак-Олея, который, сверкая от гнева глазами, сказал, что у него, как у воспитателя девушки, не мешало бы спросить совета в таком важном вопросе, что чувства Аллана к Анноте всем известны, и нельзя было оставлять его как бы в тени.
Монтроз стал успокаивать Мак-Олея, прося взглянуть на вопрос этот беспристрастно.
— Мог ли, говорил он, — рыцарь Арденвур согласиться отдать руку своей единственной дочери Аллану, человеку, который, при несомненных своих хороших качествах, имел много и дурного и часто бывал даже опасен для окружающих.
Долго пришлось Монтрозу уговаривать Ангуса, но он стоял на своем и наконец согласился только не мешать свадьбе, хотя быть на ней отказался.
Сэр Дугальд Дольгетти оказался более веселым и сговорчивым гостем. Его смущал только слишком поношенный костюм, но и это препятствие было устранено, потому что Дольгетти подучил приглашение направиться в комнату графа Ментейта и там выбрать себе костюм поновее.
Ментейт пригласил Дольгетти надеть весьма недурной кожаный камзол.
— Он так легок, — говорил он, — что я хотел даже венчаться в нем.
Дольгетти стал отказываться, говоря, что не желает лишить жениха выбранного им платья, как вдруг ему пришлось в голову предложить графу надеть под венец латы и броню. Сначала граф засмеялся, но потом порешил, что это действительно будет красиво и прилично, и надел шелковую тунику, легкую броню и латы, и по моде того времени подвязался широким голубым шелковым шарфом. Настал назначенный час свадьбы. Жениху надо было идти в церковь вместе с Монтрозом, которого он ждал на паперти. Услыхав, что отворяется дверь, Ментейте в шутку проговорил: «опоздали!»
Читать дальше