Василий Авенариус - Среди врагов

– Все равно ведь, – говорит, – ни к чему.

– По крайней мере на душу себе г-н майор греха не возьмет.

– Ну, хорошо. Отведи его в сторону.

– Постой, друг! – кричит мне тут Свириденко. – Тебя никак простили?

– Простить еще не простили, – говорю, – отсрочку дают, доколе не передопросят.

– А передопросивши, смилуются. Скажи же им, что я казацкую одежу мою тебе оставляю: в могилу со мной лишь бы ладунку с землей родной положили.

– Что у них там еще, Мушерон? – кричит майор.

– Так и так, – говорю.

А Мушерон:

– Смею доложить г-ну майору: казаком одеться ни один француз все равно не захочет; французская же форма этого мальчика кому-нибудь из наших еще пригодится.

– Хорошо, – говорит майор. – Отведи-ка его подальше, чтобы обморока с ним опять не случилось.

И отвел меня мой заступник за ближайшую погорелую избу. Присели мы на обугленное бревно и выжидаем. Вот ружейный выстрел, вот другой, третий и т. д.

– Двадцать пять! – сосчитал Мушерон и поднимается с бревна.

Слезы ручьем у меня из глаз.

– Ну, ну, ну! – говорит Мушерон. – Правосудие того требовало. Благодари Бога, что сам еще на земле, не под землей, и солнце на тебя светит.

Не могу больше писать: сил нет… До завтра.

Доктор Ларрей возмущается. Резолюция генерала Бертье

Октября 3. Платье Свириденкино примерил. За лето почти до его роста вытянулся; в плечах да в груди только мешковато; зато просторно. Спасибо, душа-человек! Вечная тебе память!

Было уже за полдень, когда мы с толстяком-майором – фамилии его не знаю – и Мушероном входили в кремлевский дворец. В приемной толпа блестящих генералов и штатских сановников в парадных мундирах и напудренных париках. Перед закрытою дверью на часах два великана-гренадера. Дежурный офицер нам навстречу.

– Что вам угодно-с?

– Мне генерал-адъютанта Бертье, – говорит майор.

– Генерал с докладом у императора. Г-ну майору придется свою очередь выждать.

Стали мы в очередь. Тут растворяется с шумом дверь из внутренних покоев, и выбегает впопыхах пожилой господин, красный, как из бани. За ним паж, приглашает за собой очередного; другие же обступают красного господина.

– Что с вами, г-н барон? Что вас так взволновало?

Теперь и я его узнал: императорский генерал-штаб-доктор барон Ларрей.

– Да как тут, господа, не волноваться! – говорит он и, быку разъяренному подобно, глазами вращает.

– На руках с лишком две тысячи тяжелораненых – бросай их на произвол неприятеля!

– Как так? Почему?

– Да потому, что тащить их с собой через всю Россию и Германию до Франции, изволите видеть, лишняя обуза.

– Что вы говорите? Мы уходим? И без сражения? Быть того не может! Никогда того еще не бывало!

– Не бывало, а вот теперь дождались. Уф! В себя еще все не могу прийти…

– Да говорите же, г-н барон, говорите: что у вас там с императором? Или это государственная тайна?

«Какая уж тайна: не нынче завтра все равно всему свету известно станет. Доставили мне в лазарет умирающего русского офицера. Всякий пациент – француз он или русский – для меня не друг и не враг, а мой ближний, нуждающийся в моей врачебной помощи. У этого пуля задела сердце и застряла в легких. Все, что можно было сделать, это унять хоть несколько боль, пока не истечет кровью. Час тому назад он мне и говорит:

– Свеча моя, я чувствую, догорает. Скажите же мне на совесть, доктор: скоро ли конец?

– А вам, – говорю, – на что знать? Если вам надо сделать еще какие-нибудь семейные распоряжения, то, действительно, не мешало бы поторопиться.

– Семейства у меня, к счастью, – говорит, – нет; родители померли; я совсем одинок.

– Так на что же вам?

– А на то, чтобы спасти еще вовремя от верной смерти тысячи здоровых людей. Много ли дней мне еще жить?

Вижу, что молчать уже не приходится.

– До ночи, надеюсь, – говорю, – еще доживете.

– Значит, каждая минута дорога. Дайте же совет вашему Наполеону уходить поскорее из Москвы: мира с нашей стороны он никогда не дождется.

– Почему же нет? – говорю я на то. – Ведь князь Кутузов уже две недели назад отправил в Петербург к императору Александру курьера с письмом от нашего императора.

Больной мой горько улыбнулся.

– С тем письмом, – говорит, – что г-н Лористон доставил нашему фельдмаршалу?

– Ну да, – говорю. – И курьер, действительно, повез письмо в Петербург: наши аванпосты задержали его по дороге и нашли при нем письмо.

Больной опять усмехнулся.