Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

— Но они, эти подонки, назвали меня буржуазным художником! Что во мне буржуазного? Что? — опять расстроился он.

— Верю, милый, верю. Тяжело тебе. Но прошу — успокойся...

Степан еще раз убедился, как это много значит, когда рядом верный и преданный друг, всегда готовый поддержать и утешить: Елена во многом помогла скульптору пережить и это тяжелое для него время.

Пока его оставили в мастерской и не тревожили, и он работал. К весне закончил в эскизах все фигуры монумента «Свободы». Но в оригинале успел сделать лишь центральную фигуру. Его торопили, и он вынужден был пока отлить хотя бы ее. Так, в незаконченном виде, монумент и был поставлен на площади. Со временем Степан намеревался все эти памятники из цемента заменить мраморными, однако это ему не удалось сделать: мастерская вскоре была опечатана, имущество и инструмент — конфискованы. Несмотря на то, что уполномоченный Главпрофобра товарищ Чучин специально ездил в Москву с личным докладом Наркому Луначарскому и привез от него распоряжение не чинить скульптору Эрьзе никаких препятствий, ему все же не вернули мастерскую. Лишь после заступничества Губисполкома он смог забрать оттуда все свои скульптуры и инструмент и перевезти их в другое место. После этого Степан устроился на Екатеринбургскую гранильную фабрику ответственным руководителем по художественной части. Но это была работа не для него. Он был прежде всего художник, а не исполнитель. Отчаявшись, Степан написал письма своим московским друзьям — Сутееву, Яковлеву — и попросил их походатайствовать за него перед Наркомом просвещения о его вызове в Москву. Это волынка тянулась до декабря месяца, пока наконец Нарком Луначарский телеграммой не предложил Губнаробразу откомандировать скульптора Эрьзю в Москву для выяснения его дела...

На этот раз Степан и Елена остановились у Сутеевых, которые встретили их радушно и, потеснившись, отвели им отдельную комнату. Вскоре Степана принял Нарком Луначарский. Выслушав его, он распорядился, чтоб скульптора не задерживали в Екатеринбурге. Пусть он переезжает в Москву и беспрепятственно доставляет сюда все свои работы. Эта поддержка окрылила Степана. Как раз в это время художник Яковлев, который заведовал при Дворце искусств секцией художников, предложил скульптору участвовать в организуемой им выставке, на что тот с радостью согласился...

Вечером у Сутеевых, накануне отъезда в Екатеринбург, где остались скульптуры, все вместе решили, что в обратное путешествие Степан пустится один.

Поезда на Урал и дальше в Сибирь к тому времени ходили более или менее нормально, по крайней мере их отправляли из Москвы ежедневно. И все-таки из Москвы до Екатеринбурга Степан добирался почти неделю. Выехал в последних числах января, а прибыл туда уже в феврале. Особых препятствий в Екатеринбурге ему не чинили. Наробраз даже выделил подводу и несколько трудармейцев, которые помогли погрузить скульптуры в вагон. Степан забрал также и весь запас мрамора, добытый им еще в селе Мраморском, а позднее — в Макарьевском карьере. Он боялся доверить железной дороге столь ценный груз и поехал вместе с ним в том же товарном вагоне, надеясь на теплый овчинный тулуп, подаренный ему Савелием.

Обратная дорога в Москву заняла весь февраль. Вагон его больше простаивал в тупиках, чем двигался вперед. Непрестанно споря и ругаясь с станционными служащими, Степан сорвал голос до хрипоты. Вдобавок к этому в холодном вагоне сильно простыл. С едой тоже было очень плохо. Уезжая из Екатеринбурга в спешке, он не догадался запастись в дорогу продуктами. Притом он не предполагал, что будет ехать так долго...

В Москву Степан вернулся изголодавшийся и больной. Борода и волосы на голове сильно отросли. Елена хотела сразу же отправить его в баню, но он запротестовал, сказав, что сначала нужно куда-то определить скульптуры и мрамор, а потом уж заботиться о своей персоне.

Его бывшая мастерская на Петровском шоссе была занята под красноармейский клуб. Тогда Степан отправился во Дворец искусств к Яковлеву с намерением попросить его содействия по доставке скульптур сюда, коль скоро они понадобятся для выставки. Яковлева он не нашел, не нашел и секцию художников. За время, пока он ездил в Екатеринбург, секцию распустили, а художники разъехались кто куда. Измученный напрасными хождениями по Москве, Степан ни с чем вернулся к Сутеевым. Трамваи еще не ходили, извозчиков было мало, да и денег на них не имелось, так что приходилось выхаживать пешком длинные-концы в тяжелом тулупе и огромных валенках.