Гийом Аполлинер - Конец Вавилона

Сопфа задумалась. Потом лицо ее осветила улыбка.

— Этот знак, — проговорила она, — имеет отношение к любви, которую я бы определила как бесплодную, любви, которая ничего не порождает. Не отображает ли он в точности два человеческих существа в сладострастном слиянии, которое в эти две последние ночи тебе довелось познать. Этот знак есть непристойный символ. По точной симметрии двух ломаных линий, безусловно, изображающих коленопреклоненные тела с вытянутыми вперед руками, я к тому же полагаю, что речь идет о соитии между людьми одного пола, то есть между мужчинами.

И Сопфа расхохоталась во весь голос.

— Если это твой знак, будь уверен, во всех краях, омываемых этим морем, ты найдешь удовлетворение. Я уже говорила тебе, что в Греции сейчас мода на гомосексуальные чувства. Точно так же, как мы с юной Изой составляем чету, мужчины тоже привязываются друг к другу. Время золотого века уже в далеком прошлом!

Поэтесса томно прижималась к молодому галлу.

— Повсюду, говорю тебе, ты сможешь встретить красавчиков, которым доставит удовольствие изобразить этот знак с тобой. Надо признать, ты ладный парень.

— Увы, я вовсе не чувствую тяги к этому роду наслаждений, — отвечал несколько смущенный Виетрикс.

— Как знать? Нет ничего хуже, чем противиться судьбе. А твою я отчетливо различаю. И как бы это ни было мучительно для меня, не стану ей препятствовать. Перед нами Кипр, роскошный Кипр. Здесь людям дозволены любые вольности, а главное, любовь. Знак, который ведет тебя, в здешних краях найдет для себя точное приложение.

Встревоженный Виетрикс прислушался. В голосе Сопфы зазвучали ласковые нотки.

— К тому же, — продолжала она, — если ты отказываешься от связи с мужчиной, здесь, на хорошенькой вилле, где я живу с Изой, тебя примут с нежным и безграничным гостеприимством.

— Разумеется, я тронут. Но я полагал, что твои принципы…

— Несмотря на занятия физическими упражнениями, мужчины моей страны уже нарушили равновесие между плотью и духом. При помощи искусных ухищрений их тела выглядят довольно крепкими. Однако душа их порочна, объятие всегда корыстно. Несмотря на то что твой дух тоже уже не столь чист, в тебе еще живы непосредственная молодость и сила, каких здесь у нас уже нет. Я люблю тебя, Виетрикс, останься со мной. Иза будет нашей покорной рабыней.

— И вправду, где было бы мне лучше, чем под твоим кровом, подле тебя, Сопфа?.. Но нет, я чувствую, что моя судьба влечет меня куда-то дальше, на восток… Так мне сказал Пифагор…

— Пифагор осел.

— Побывав на этом далеком Востоке, в великом Вавилоне, я вернусь к тебе. И мы вместе сочиним какую-нибудь занимательную поэму о моем путешествии.

Похоже, этот аргумент произвел впечатление на поэтессу.

— К тому же, — продолжал Виетрикс, — в Тире мне надо уладить одно небольшое дельце, которое меня очень беспокоит. Ведь я, как ты сказала, мужчина. Значит, я не могу оставить оскорбление безнаказанным.

Короче говоря, расставание прошло без особой печали. Пребывая в некотором смятении духа, вызванном сладостными воспоминаниями о двух последних ночах, Виетрикс едва не поддался искушению. Итак, он посетил этот прекрасный Кипр. Однако толкование свастики, полученное им от поэтессы, показалось ему совершенно несерьезным. Ему следовало, согласно словам друида, продолжать свой путь. Он лишь ненадолго задержится в Тире, чтобы наказать Канабаля и найти татуированную девочку, полностью оплаченную его деньгами.

Такого же мнения был Нафтали.

— У этой поэтессы искривленное сознание, — сказал ему старик. — Свастика не имеет ничего общего с подобной любовью. Не дай заманить себя в сети куртизанок. Я не могу просветить тебя относительно этого знака, он происходит из древних культов, которые мы в Иудее отринули.

Я только желаю, чтобы он ни в коем случае не был выражением злого духа! В Вавилоне, городе волхвов, ты непременно обнаружишь его скрытый смысл.

Последние дни плавания протекли благополучно. Галера шла на веслах. Всем не терпелось поскорее прибыть в порт. Наконец на горизонте появилась цитадель Тира.

— Древний Тир располагался на побережье в тридцати стадиях от острова, который ты видишь, — пояснил Нафтали Виетриксу. — Но Навуходоносор, царь вавилонский, ураганом прошел по древнему городу. И свой новый город финикийцы построили в море.

Тем временем галера вошла в порт и остановилась у причала. Наконец-то Виетрикс мог ступить на землю другого континента, к которому его гнали жажда приключений и загадочная судьба. Новый город выглядел как нельзя внушительно и богато.