Пьер Понсон дю Террайль: Бал жертв

Эта лесть разгладила лоб Барраса.

— Чего хотите вы от меня, господин выходец с того света? — спросил он.

— Губку и воды, — отвечал Каднэ.

— Для чего?

— Вымыться для того, чтобы гражданин Дюфур меня узнал.

В то же время он положил руку на плечо Марион.

— А вот эта хорошенькая девушка мне поможет, — сказал он.

Баррас слушал с изумлением. Самоуверенность этого человека, который выдавал себя за мертвеца и требовал губку и воды, как живой, сбивала с толку директора, однако он сказал ему, указывая на дверь:

— Войдите в мою уборную, вы найдете там то, что спрашиваете.

Каднэ взял за руку Марион и увел ее, прежде чем госпожа Тальен, Баррас и Дюфур успели ему воспротивиться.

— Странного человека представили вы мне! — сказал Баррас госпоже Тальен.

Молодая женщина еще не опомнилась от впечатленя, которое произвело на нее представление Каднэ.

— Любезный директор, — сказала она Баррасу, — уверяю вас, мой друг — очень любезный молодой человек, несмотря на свою татуировку.

— Скажите же мне его имя.

— Маркиз де Каднэ.

— Как! И вы о том же?

— Я всегда его знала под этим именем.

— Но маркиз де Каднэ умер! — вскричал Дюфур. — Я сам его осудил…

— Стало быть, он спасся…

— Нет, я знаю наверняка, что его гильотинировали.

— Стало быть, это другой Каднэ! — сказала госпожа Тальен.

— С каких пор вы знаете его?

— С 1792-го.

— Все это довольно странно! — прошептал Баррас. — И мне любопытно знать…

— Вот он возвращается, — сказала, улыбаясь, госпожа Тальен.

Гражданин Каднэ заперся с Марион в уборной директора Барраса. Марион была бледна, как смерть, и зубы ее стучали.

— Ну, — сказал Каднэ, наливая воды в таз, — что ты думаешь о моем приезде сюда?

— Жорж… Жорж… — прошептала Марион, сложив руки, — и вы также хотите умереть?

— О! Я ничего не боюсь…

— Берегитесь, — пролепетала она с возрастающим ужасом, — революция еще не кончилась. Везде танцуют, и я продаю цветы, но много еще голов падет.

— Моя крепко держится.

— И он также это говорил…

Каднэ увидел слезу на бледной щеке молодой девушки.

— Бедная Марион! — сказал он. — Но погоди, час мщения близок, и мы отомстим за него.

— О! Я боюсь… Я боюсь… — прошептала цветочница.

— Хорошо, но повинуйся.

Эти три слова были произнесены Каднэ со смесью доброты и твердости. По тону его голоса можно было угадать, что он абсолютный властелин этой женщины. Марион наклонила голову.

— Что надо делать? — спросила она покорно.

— Там сегодня танцуют.

— А! — сказала Марион, вздрогнув.

— И мне хотелось бы отвезти туда человека, который не ожидает приглашения.

— Кто этот человек?

— Баррас.

— Он! — прошептпла Марион с ужасом. — Палач среди жертв!

— Наступает иногда час, когда палач боится и раскаивается в пролитой крови. Но слушай: твоя красота произвела на него сильное впечатление… Он самонадеян, этот любезный директор, и воображает, что все женщины должны в него влюбляться… Он, наверно, будет ухаживать за тобой нынешнюю ночь.

Марион чуть заметно пожала плечами.

— И если он попросит у тебя свидания в парке, ты должна согласиться.

— Я?

— Да.

— Но… Что же случится? О, Боже!

— Ничего, мы будем там.

Говоря таким образом, Каднэ смывал красную, черную и синюю краски, которые покрывали его лицо, и явился белым и румяным двадцатипятилетним, молодым человеком.

— Пойдем, — сказал он.

Они опять пришли в гостиную, где оставили Барраса с госпожою Тальен и с поставщиком Дюфуром. Последний вскрикнул и отступил с трепетом.

— Это что такое?

— Это он! — сказал поставщик, зубы которого стучали от ужаса.

— Кто он?

— Маркиз де Каднэ.

Тогда Каднэ посмотрел на Барраса и сказал холодно:

— Вы видите, что мертвецы возвращаются с того света.

Пот выступил на лбу Барраса. Бывший граф де Баррас, отставной кавалерийский капитан во французской индийской армии, дворянин из старинной фамилии, бывший депутат в Национальной конвенции, а теперь первый директор, то есть почти король, был очень красивым высокий мужчиной.

У него были черные умные и несколько меланхолические глаза, открытый лоб, толстые, чувственные губы и прекрасные белые зубы. Ему было сорок шесть лет, но, несмотря на бурную политическую и частную жизнь, исполненную удовольствий, Баррас не выглядел на свои годы. Впрочем, он теперь пренебрегал любовными интригами для интриг политических, и шепотом поговаривали, что свирепый республиканец, возвращаясь к идеям детства, к кумирам своей молодости, мечтал о роли генерала Монка, восстановившего престол Карла II Английского. По крайней мере гражданин Баррас восстановил удовольствия, и весь Париж этому был свидетелем. У него неистово танцевали, ему кланялись на улице с энтузиазмом. Он был кумиром светской молодежи, по этому самому он не был расположен к упрекам за прошлое и с тех пор, как находился во главе Директории, старался всеми возможными способами изгладить воспоминание о кровавой эпохе, которую называли эпохой террора. Когда Каднэ сказал, что хочет поведать ему истину, Баррас рассердился. Гражданин директор хотя и был южанином, но не был суеверен. Услышав, как Дюфур закричал, что Каднэ — тот самый человек, который был казнен, он тотчас сказал себе, что поставщика обманывает какое-нибудь странное сходство. Однако, как мы сказали, пот выступил на лбу Барраса, и сердце у него забилось, когда он очутился лицом к лицу с человеком, который хотел открыть ему истину. Но Каднэ, без сомнения, передумал, потому что сказал: