Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Теперь, гражданин директор, — сказал Каднэ, — я отвечу на ваш упрек.

Аделаида Тальен была несколько взволнована, Марион бледна. Баррас засунул руку за жилет и принял позу почти угрожающую.

— Любезный директор, — продолжал Каднэ, — я знаю, почему вы нахмурили брови; признайтесь, что вы меня принимаете за убийцу.

— Милостивый государь!..

— Однако вы видите, что в этом костюме невозможно спрятать ни малейший кинжал, а в руках у меня нет пистолетов. Итак, успокойтесь. Единственное оружие, которым я вооружен против вас, это богиня, такая же открытая, как и я, и зовется она истиной.

— А! Вы хотите поведать мне истину? — с иронией спросил Баррас.

— Подождите, гражданин директор, вы увидите, что я переверну пословицу.

— Как это? — спросил Баррас.

— Мертвец будет говорить истину живому.

— Мертвец?

— Да, я.

Аделаида Тальен и Марион с беспокойством переглянулись, Баррас невольно сделал шаг назад, но Каднэ продолжал:

— Да, любезный гражданин директор, я умер вот уже четыре года, я был гильотинирован в октябре тысяча семьсот девяноста третьего.

Баррас не отвечал прямо Каднэ, а посмотрел на госпожу Тальен и сказал:

— Я не знал, что у вас есть сумасшедшие друзья.

Аделаида Тальен, волнение которой возрастало, не отвечала. Каднэ продолжал:

— Когда я был жив, меня звали маркиз де Каднэ. Я был владельцем небольшого поместья в Провансе, что за милю от Дюранса и в пяти милях от Экса. Революция застала меня в звании кавалерийского корнета. Я сначала эмигрировал, потом тоска по родине в соединении с тоскою любовной овладела мною, и я вернулся во Францию. Я въехал в Париж ночью, поместился у моего бывшего камердинера, к которому имел полное доверие и который на другой же день донес на меня. Я был арестован, судим, осужден и казнен в один день.

— Да это сумасшедший! — вскричал Баррас.

— Нет, гражданин директор, — продолжал Каднэ, — и я докажу вам, что я в полном рассудке и что я говорю правду.

Баррас пожал плечами. Нисколько не смущаясь, Каднэ продолжал:

— Я видел сейчас, входя сюда, человека, который хорошо знал меня живого.

— А! Неужели? — сказал Баррас насмешливым тоном.

— Это Дюфур, бывший поставщик, толстяк, заседавший в революционном трибунале. Он меня узнает, потому что он находился в числе тех, которые осудили меня.

— Милостивый государь, — сказал Баррас, слегка топнув ногою, — вы пришли ко мне забавляться — это очень хорошо, но я был бы крайне признателен, если бы вы сократили эту мистификацию.

— Вы увидите, что я совсем вас не мистифицирую! — вскричал Каднэ. — Мой добрый друг Дюфур, подите сюда на минутку!

Каднэ обращался к человеку, который переходил в эту минуту в соседнюю залу и остановился на пороге той комнаты, где находились Баррас и госпожа Тальен.

Это был толстяк с красной физиономией, подбородком в три этажа, с улыбающимися глазами, с перстнями на всех пальцах, с бриллиантами во всех перстнях, с бриллиантами на рубашке и на сюртуке.

— Черт побери! — закричал ему Каднэ. — Вы выглядите, как голкондский рудник, любезный Дюфур!

Гражданину Дюфуру, бывшему поставщику армий и судье революционного трибунала, было так лестно быть допущенным в группу, центр которой составляла госпожа Тальен, что он поспешил подойти. Он посмотрел на Каднэ, лицо которого было также татуировано, как и тело, и не мог удержаться от смеха.

— У вас хорошая память, гражданин Дюфур? — спросил Каднэ.

— Превосходная, — отвечал бывший судья.

— Помните ли вы людей, которых судили при вашем участии?

Дюфур сделал гримасу. Он подумал, что дикарь хочет его мистифицировать, но тот, положив руку на его плечо, спросил:

— Вы помните маркиза Каднэ?

— Ах! Да… Он был осужден.

— Вы это знаете наверное?

— Еще бы! Осужден и казнен; я видел, как он шел на эшафот.

Каднэ обернулся к Баррасу с торжествующим видом.

— Вы видите? — сказал он.

— Вижу, — отвечал Баррас, — что маркиз Каднэ был казнен и что, следовательно, это не вы.

— Я.

— Я очень хорошо помню этого молодого человека, — наивно сказал Дюфур.

— Вы узнали бы его, если бы он вышел из могилы?

— К несчастью, так не бывает, — сказал бывший поставщик.

— Все равно, я настаиваю на этом и спрашиваю вас: узнали бы вы его?

— У меня черты его в памяти, как будто я вижу его перед собой.

Каднэ обернулся к Баррасу.

— Гражданин директор, — сказал татуированный, — терпение есть добродетель людей, управляющих народами… Будьте терпеливы до конца.