Вернувшись в Пиллау, Людерс принял роту фольксштурма — стариков и подростков с панцерфаустами и ручными пулемётами. Из самых надёжных бойцов он сформировал тактическую группу «Вервольфа». Командование ознакомило Людерса с устройством подземного комплекса «HAST».
В середине апреля русские приблизились к Пиллау. Батальон Людерса оборонял второй рубеж — Лохштедтский. Людерс попросил разместить его роту под стенами замка. Он хорошо знал окрестности: он же сам привёз музей доктора Хаберлянда в Лохштедт и бережно расставил в подвале старинную мебель и ящики с экспонатами. В замке Людерс защищал свои сокровища.
Из траншей перед Лохштедтом он впервые увидел русских. Русские были точно такие, как про них рассказывали по радио: грязные, упрямые азиаты, не ведающие страха смерти. Среди взрывов Людерс вновь почувствовал себя молодым. Земля качалась под ногами, будто палуба крейсера «Кёнигсберг». Русские давили тупо и беспощадно. Они загнали солдат и ополченцев в замок, а потом полезли в окна. Рубеж пал. Для последних бойцов Людерс открыл проход в бункер гауляйтера и в железнодорожный тоннель.
И вот теперь всё закончилось. Война проиграна. Фюрер мёртв. В Пиллау хозяйничают враги, а он, Людерс, потерял свою группу «Вервольфа». Куда все подевались? Погибли? Отступили на Фрише Нерунг? Попали в плен?.. В душе у Людерса была только тьма, и её не мог рассеять мигающий и тусклый свет от лампочки под потолком этого каземата.
— Где Гуго? — пьяно спросил гауляйтер, глядя на Людерса.
— Он придёт, — пообещал Людерс. — Отдохните, господин Кох. Вы очень устали. Я понимаю, как вам тяжело. Но вы — последняя надежда отечества.
* * *
С северного горизонта, со стороны Скандинавии, ветер тащил сизые тучи. Небо отяжелело неизбежным дождём. Володя и Хельга вязли ногами в песке; вместо янтаря в нём порой посверкивали стреляные гильзы. Тревожно хлопал прибой, словно море к чему-то готовилось. Вдоль изрытого воронками пляжа, как надолбы, тянулись ряды обгорелых столбов — опор былого променада. В прибрежный холм — в древнюю дюну, остановленную корнями лесопосадок, — была вкопана бетонная батарея. Её длинную низкую стену рассекали прорези амбразур. На полукруглых выступах барбетов лежали плоские бронебашни в облезлом камуфляже. Толстые спаренные стволы дальнобойных морских орудий мёртво смотрели куда-то вкось над беспокойным взморьем, будто этой многобашенной батарее свернули все её смертоносные головы.
— Я не помню, как строили пушки, — призналась Володе Хельга. — В моём любимом Пиллау всегда было только солнце, только лето…
За батареей распростёрся пустырь с крестами — кладбище. Хоронить там начали с февраля, когда привезли тела погибших на лайнере «Густлоф». А за пустырём в море уходила стрелка мола, отороченная белым кипением волн. По другую сторону от батареи вдаль раскатывалось безлюдное побережье, на котором кое-где горбились подбитые танки, уже до бортов занесённые песком.
— И ещё раньше на море всегда были корабли… — добавила Хельга.
Большие сухогрузы шли через пролив и гудели, приветствуя цитадель. Дважды в неделю лоцманский буксир осторожно заводил в узкий Иннехафен огромный лайнер-паром «Танненберг» — белый-белый, как мечта. Казалось, что этот гигант был больше Хакена и выше Лоцманской башни. Десять раз в день в Пиллау прибывал поезд из Кёнигсберга, и шумная, пёстрая публика с чемоданами перетекала на Морской вокзал, откуда пассажирские пароходы, дымя трубами, отправлялись в Лиепаю, Мемель, Киль и Данциг. Магистрат устраивал торжества, когда из солнечного сияния выплывал стройный крейсер «Кёльн», «покровитель» Пиллау от Кригсмарине: девушки встречали его на Курфюрстенбольверк и махали флажками красивым морякам. Юная Хельга Людерс не думала тогда, что крейсер — это хищная машина смерти.
— Если бы ты видел морской праздник, Вольди… — вспоминала Хельга.
По Зеетифу, как стая птиц, летели парусные яхты ежегодной регаты. Над многолюдными набережными с Лоцманской башни разносилась музыка. В гаванях болельщики криками ободряли участников гребных гонок: на лодках дружно мелькали блестящие от воды вёсла — это команды городских кварталов состязались с командами санаториев и пароходов. За порядком следили катера водной полиции. Рыбацкие боты катали желающих до горы Швальбенберг, чтобы издалека показать стоянку субмарин, тральщиков и эсминцев. Уличные киоски торговали открытками, поделками из янтаря и морскими сувенирами. Воспитательницы следили за табунками детишек с курортов, все детишки, чтобы не потерялись в толпе, шлейками были пристёгнуты к длинному шнуру. Офицеры в белых кителях угощали гимназисток мороженым и газировкой.
Читать дальше