Неужели правительство не имело силы, а если имело, то почему не употребило ее для того, чтобы остановить преступную агитацию, которая развратила нашего солдата и сделала его небоеспособным?»
Позже в книге «Государственная дума и Февральская 1917 года революция» он напишет:
«Революция сразу смела все традиционные устои в Армии, не успев создать новые, и спустила вековое политическое знамя. Солдаты, видя это и не ощущая цели дальнейшей борьбы, просто потянулись домой ввиду начавшихся смут в тылу и, конечно, под влиянием преступной пропаганды. Это самовольное обратное шествие по домам шло преступной и кровавой дорогой…
Народная мысль пошла за теми проповедниками, которые заведомо и неосновательно сулили ей рай земной, прекрасно понимая, однако, что выполнить они этого не могут.
Возбужденные умы и легковерные сердца приняли это обещание на веру и пошли за теми лживыми учителями, которые сулили им недобросовестно то, чего дать не могли…
Вот логические причины того обстоятельства, что в период наибольшего развития революционного движения, когда оно достигло зенита — высшей точки своего проявления, — Государственная дума как элемент законности и порядка, а не разрушения должна была уступить место более активным и агрессивным элементам революции».
Небезынтересен портрет Родзянко в исполнении Лопухина (воспоминания «Люди и политика»):
«Без него не могло обойтись ни одно крупное событие, ни одно торжество… Везде тут как тут. Всюду внедрялся.
…Никогда умом не блиставшего, а с войною окончательно свихнувшегося думского председателя, с некрасивым щетинистым лицом, вечно небритого (что придавало ему вид и плохо умытого), телом сырого и грузного» (характеристика злая и во многом видится пристрастной).
Ленин рвется вперед, он очень торопится, для этого есть веская причина. И он не щадит себя, готовя переворот. Среди наиболее дальновидных политиков и военных витает мысль о сепаратном соглашении с Германией. Кое-кто начинает понимать, что, если мир не заключить, всем начнет повелевать революция. Для большинства в русском обществе мысль о сепаратном соглашении мнится кощунственной, это значит предать поруганную Родину, но самые дальновидные уже просматривают контуры вселенской бури со стороны большевизма, который довел народ до степени ярости… Эта мысль будет постепенно подтачивать традиционно патриотическое мышление, и мысль о сепаратном соглашении уже не представится дикой.
И тогда Россия пойдет на соглашение с Германией (а именно с подобным предложением выступил перед своими коллегами по Временному правительству военный министр генерал Верховский в самый канун октябрьского переворота). И если это случится, Россия уже утратит податливость для большевистской пропаганды и агитации, социалистическая революция канет в область фантазии, мечты.
И Ленин спешит, его энергия титаническая, он не пишет, а изрыгает десятки статей, призывов, лозунгов, книгу, опять статьи… Сейчас — или никогда! Успеть обогнать все события!.. Не дай Бог, мир по воле Временного правительства!
Генерал Алексеев заблуждался в оценке «призрачности преимуществ организации». Да какие же они «призрачные»?! И как отказаться от организации, то есть партии? По Ленину, это то самое, что делит людей на правых, достойных, и неправых, вообще мразь, и делает неизбежным раскол государства с последующей кровавой междоусобицей, то есть в конечном итоге делит людей на живых и мертвых. По Ленину, партия, безусловно, выше Отечества.
Перед смыслом понятия «организация», то есть партия, все вообще, и безопасность Родины в том числе, — ничто.
Наивен был старый генерал со своим отстало-изжеванным патриотизмом — отныне это понятие, «патриотизм», наполнено классовым содержанием: нет Родины, есть партия и вожди, что одно и то же.
И всех, кто несогласен с ленинизмом, станут в России отлучать от Родины, будто и впрямь можно потерять Родину с утратой веры в Маркса или вообще при отсутствии оной. Этим вздором насыщен весь необъятный свод напечатанного при советской власти. Со временем русские начнут сознавать: Родина и государство — это совершенно разное.
Грядущий 1918 год не переживет ни один из этих генералов, а с ними сгинут и еще сотни тысяч русских; будет опасно подранен и провозвестник новой веры — Ленин.
Государственное совещание не повлияло на политику Временного правительства. Кризис обострился, хотя существовало обоюдное желание — и Временного правительства, и верхушки армии со значительной частью русской интеллигенции — раздавить большевизм.
Читать дальше