«Жизни мы не поймали; ее требования не поняли и не уловили. Жизнь ушла от нас и стала искать более примитивных, но реальных осуществлений».
Эти «реальные осуществления» уже держали Россию за горло…
Подаст голос и «женевская» тварь. В столь серьезном вопросе она не могла остаться в стороне.
«Без ВЧК мы бы не победили на фронтах Гражданской войны, мы бы не отстояли свободы и независимости нашей Родины» (из сборника «20 лет ВЧК-ОГПУ-НКВД»).
Конечно, преувеличение допущено, но, право же, весьма скромное, ибо с опорой на безграничный террор во многом определялась позиция самых разных слоев населения, в том числе и трудовых. Угроза расправы висела над каждым, и это сбросить с главных, итоговых «весов» нельзя, не выйдет.
Учитывая, что численность врангелевской армии не превышала 35 тыс., представляется невероятным расстрел красными многих десятков тысяч бывших белых солдат, оставшихся в Крыму. Если же это злодейство имело место в таких масштабах, то могло быть только за счет бывших пленных из красноармейцев, то есть заключенных концентрационных лагерей или рядовых запасных белых частей. Тут их действительно было на десятки тысяч. Их и могла «вычесать» «женевская» уродина.
Помимо ревтрибуналов и скорых на приговоры Особых отделов, по указанию Ленина были созданы так называемые Революционные полевые тройки. О них рассказывает Г. Д. Пласков в своих воспоминаниях «Под грохот канонады».
«…Революционные полевые тройки призваны помочь Советской власти спасти… заблуждающихся людей, вернуть их к труду на пользу общества. С истинными же врагами разговор особый. Ни один из них не должен уйти от справедливой кары. Вся деятельность троек призвана способствовать укреплению Советской власти на местах…
Председателями троек были названы комиссары бригад, их заместителями — уполномоченные особых отделений. Членами троек включались командиры и рядовые. Среди них назвали и меня. Доверие радовало…
Мы, рядовые члены троек, участвовали в их заседаниях поочередно — раза два в неделю… Протопаешь с боями верст тридцать, устроишь людей на ночлег и идешь в избу Особого отдела. Часа три-четыре сидим в прокуренной комнате… Арестованных вводили по одному (требовалось профильтровать всю массу захватываемых каждый день пленных. — Ю. В.). Секретарь заполнял судебный лист…
Потом начинался допрос. Разговор велся деловито, в спокойных тонах…
Помню рыжего верзилу. На допрос он заявился с чемоданом — сдать свою ношу коменданту наотрез отказался…
Вызвали бойца из комендантского взвода. Он вырвал чемодан у арестованного… Перед нами выросла груда драгоценностей. Золотые дамские часы, массивные золотые портсигары, кольца, ожерелья и броши. Во флаконе из-под духов — десятки бриллиантов. В этой куче были страшные вещи — посиневшие отрубленные пальцы с кольцами, съежившиеся темно-желтые комочки отрезанных ушей с серьгами…
Обмениваемся мнениями. Здесь, на заседании, все равны. Приговор не может быть вынесен, пока все члены тройки не придут к единогласному решению… Бывало, что мы не могли прийти к единому мнению. Тогда дело передавалось на рассмотрение военного трибунала…
Мои частые ночные отлучки обеспокоили товарищей. Я почувствовал, что на меня начинают коситься. Кто-то в минуту откровенности даже сказал мне:
— Гриша, что вы там ночами делаете? Говорят, ты крестьян расстреливаешь…
Рассказать правду о своей работе в тройке я не мог: нас предупредили, чтобы мы о ней молчали…»
В данном случае комиссар ответит бойцам, каким делом занимается их товарищ.
«…Больше на меня уже не косились, — заключит свой рассказ о полевых тройках Пласков. — Наоборот, стали относиться с уважением. На привалах приставали с расспросами, кто еще прошел через наши руки…»
Взглянем и на заложничество не из-за строк циркуляров и выкладок, а глазами жертв и участников — из тех дней.
После взрыва в Леонтьевском переулке 25 сентября 1919 г. Бутырку заполнили красноармейцы, на двор выкатили пулеметы. «Началась расправа, и расправа жестокая в ту же ночь», — вспоминал очевидец.
Сам Мундыч, по рассказу коменданта МЧК Захарова, приехал в МЧК прямо с места взрыва.
«…Бледный как полотно, взволнованный (как же: не они, а их бьют — это ж какое преступление! — Ю. В.) Дзержинский отдал приказ: расстреливать по спискам всех кадетов, жандармов, представителей старого режима и разных там князей и графов, находящихся во всех местах заключения Москвы, во всех тюрьмах и лагерях…»
Читать дальше