Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Остается лишь добавить, что войсками большевиков под «Красным Верденом» фактически командовал Сталин.

Примеры отважного поведения высших чинов белой армии нетрудно обнаружить в воспоминаниях Павла Макарова — адъютанта генерала Май-Маевского [70] Верден — город и крепость на северо-востоке Франции. В мировую войну 1914–1918 гг. под Верденом шли кровопролитнейшие сражения. Немцы старались взять его во что бы то ни стало. Общие потери обеих сторон достигли 1 млн. человек, но городом германские армии так и не овладели. Весь мир с напряжением следил за боями под Верденом. [71] См. Макаров П. В. Адъютант генерала Май-Маевского. Л., «Прибой». В книге есть приписка: «От редакции Все факты, сообщаемые в книге т. Макарова, проверены Истпартотделом ОК ВКП(б) Крыма и рядом партийных работников, работавших в Крымском подполье» (ОК — отдел кадров. — Ю. В.). Даты выпуска книга не имеет, но появилась она не позже 1930 г., когда издательство «Прибой» слилось с ОГИЗом. . Впрочем, все продвижение по службе этих людей было сопряжено с обязательным проявлением личного мужества. Такие, как коммунист генерал Ф. Н. Голиков, о котором рассказывает в воспоминаниях Н. С. Хрущев, среди высшего командного состава русской армии не водились. Дворянская честь, традиции исключали проникновение голиковых в генералы. Это же позор, пятнами покрываешься, когда читаешь, как мучался Голиков: бежать надо за Волгу, бежать, а то поздно будет!.. А бойцы?.. Это их дело…

И этот генерал стал маршалом и начальником Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота! Это уже печать, клеймо: первый коммунист в армии, так сказать, определенный на это место, дабы все были беззаветно преданы социалистической Родине и не отворачивали от пуль, — и трус! Нет, это уже знамение Божие!

Не все красные и советские генералы таковы, как Голиков: подавляющее большинство погибало достойно, смерти смотрело в глаза. И понятно — ведь это защита Родины, своего народа.

Генерал Алексеев — участник боев в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. Награждался за участие в атаках своего полка.

Корнилов и вовсе, даже в генеральских чинах, непрестанно испытывал судьбу. «Генерал, ходящий в атаки, пробивающийся с револьвером» — так написал о нем Шкловский, довольно близко знакомый с ним. Лавр Георгиевич даже не испытывал судьбу, а свято верил в нее, в свое особое назначение — спасти Россию. И он упорно ставит жизнь на ребро. Как же, его ведет Божий промысел, этот промысел — Россия!..

Адмирал Колчак рисковал в северном плавании, когда на вельботе ушел к острову Беннета (в ту пору неразведанную сторону); рисковал в морских операциях начала мировой войны, а до этого в Порт-Артуре.

У этих людей не было посредников между жизнью и риском увечий и смертью…

Не они хомутали русскую волю — точь-в-точь как в опричнину при Иване Губителе; не они требовали от русских безгласной покорности перед партийными резолюциями — выше чести, любви, родовых, кровных уз. Не они травили людей за веру и свой голос.

И не они занесли меч над русскими святынями. Не они принялись вливать в душу народа яд. И не они опрокинули русскую жизнь в пламя и жар Огненного Креста.

Проклятые народом белые генералы…

«Как-то он (Деникин. — Ю. В.) пригласил меня обедать, — вспоминал Шульгин, — и высказался так:

— Французская революция в свое время объявила собственность священной и неприкосновенной и декретировала смертную казнь тем, кто будет на собственность посягать (Ленин — продолжатель якобинцев и Маркса, конечно, посягнул именно на собственность. — Ю. В.). А Наполеон говорил: «Если собственность рухнет, то это будет катастрофа. И я со всеми своими пушками не смогу ее восстановить».

Я — убежденный собственник, хотя моя собственность ограничивается шинелью и жалованьем. Но в моих мечтах — довести Россию до того, чтобы она смогла сделать какое-то волеизъявление. Это определит ее дальнейшую судьбу и форму правления. А я тогда мечтаю уйти в отставку…»

Петр Николаевич сдержан в чувствах, но, когда речь заходит о России, слог его приобретает взволнованную строгость, чеканную выразительность великих поэм о бедах народов. Впрочем, те черные будни расправ и убийств русских русскими без всякой на то надобности, разгула воровства, насилий и прочих мерзостей сплелись в одну муку и скорбь воистину эпической борьбы.

«Горькое чувство овладело мною, — пишет Петр Николаевич. — Я ясно отдавал себе отчет, что ошибочная стратегия Главнокомандующего сведет на нет все наши военные успехи, достигнутые такой дорогой ценой… 29 июля (все того же, 1919 г. — Ю. В.) я обратился к Главнокомандующему с официальным письмом: