Виктория Мас - Бал безумцев [litres]

– Завтра?..

– Вы встретитесь на балу. Там будет шумно, так что вы сумеете незаметно ускользнуть. Я выведу вас обоих из больницы.

– Но я… я не смогу привезти ее сюда.

– До завтрашнего вечера у вас еще много времени – придумайте что-нибудь. В какой-нибудь каморке под самой крышей ей все равно будет лучше, чем там, где она сейчас находится.

С порога гостиной доносится голос, и Женевьева с молодым человеком одновременно вздрагивают.

– Месье Теофиль, все в порядке?

В дверном проеме стоит слуга. Теофиль машет ему дрожащей рукой:

– Да-да, Луи, мадам уже уходит.

Слуга, на мгновение задержав на нем взгляд, исчезает в гостиной.

Теофиль принимается беспокойно расхаживать по коридору туда-обратно, ероша волосы.

– Все это так неожиданно… Я не знаю, что вам сказать.

– Вы хотите, чтобы ваша сестра была свободна?

– Да… Да, конечно.

– Тогда доверьтесь мне.

Теофиль наконец останавливается и смотрит на Женевьеву. Перед ним как будто совсем другая женщина, не та, какой он запомнил ее в прошлую встречу, когда передавал книгу. Внешне она не изменилась, нет, но выражение лица и поведение совсем иные: тогда сестра-распорядительница вгоняла его в робость, теперь всем своим видом располагает к доверию. Он подходит ближе:

– Почему вы помогаете моей сестре?

– Потому что она помогла мне.

Теофилю кажется, что этим ответом сестра-распорядительница и так сказала больше, чем могла себе позволить, но у него есть вопросы, которые мучают его уже две недели, и только эта женщина способна их разрешить. Он открывает рот, однако не может произнести ни слова – ответы заведомо его пугают.

Женевьева, словно догадавшись о его колебаниях, прерывает молчание первой:

– Ваша сестра не безумна. Она способна помогать другим людям, но для этого ей нужно выйти на свободу. – Из гостиной доносится звон посуды, и женщина хватает молодого человека за предплечье: – Завтра, в шесть часов вечера. Другого случая у вас не будет.

Отпустив его руку, Женевьева поспешно выходит из квартиры. Дверь за ней остается приоткрытой, и Теофиль видит, как гостья спускается по лестнице, стремительно и бесшумно. Он прикладывает руку к груди – под ладонью всполошенно колотится сердце.

Тереза просыпается, но тяжелые веки не сразу открываются в полумраке дортуара. Уже настал вечер. В помещении горят масляные лампы, движутся женские силуэты. Знакомое радостное волнение в умах и жестах – оно возвращается в Сальпетриер каждый год накануне средопостного бала, и мало кому удается заснуть в эту ночь. Все пребывают в ажитации, то и дело раздаются нервный смех и возгласы.

Тереза пытается сесть на койке – опирается руками на матрас, чтобы подняться, но запястья мгновенно пронзает боль. Она замирает, кусая губы, чтобы сдержать крик – ее будто полоснули ножом, – а потом приходит понимание, как вспышка, от которой плывет перед глазами. Надо же, забыла…

С тех пор как Тереза оказалась в Сальпетриер, ее два-три раза в месяц мучили кошмарные сны. Бывшая проститутка вскакивала посреди ночи с криком, звала на помощь – и такая же паника охватывала остальных умалишенных, спавших в дортуаре. Утром Тереза ничего не помнила. За исключением этого, в поведении самой давней обитательницы отделения истеричек никаких отклонений не было.

Но кошмары уже давно прекратили ее посещать – просто исчезли неожиданно, без причины. Тереза стала спокойно спать по ночам, а днем пребывала в полнейшем душевном равновесии. Состояние пациентки стабилизировалось настолько, что на вчерашнем медосмотре Бабинский не обнаружил оснований дальше держать ее в Сальпетриер. И его вердикт ошеломил Терезу. Она, уже немолодая женщина, представила, что ей придется снова увидеть Париж, ходить по его улицам, вдыхать запахи города, подниматься на мосты над Сеной, куда она столкнула когда-то своего любовника, встречать на пути других мужчин с неизвестными намерениями, стоять на тротуарах, где ей знаком каждый булыжник. Представила – и ее охватил неуправляемый страх. Краем глаза заметив на столе медицинские ножницы, она схватила их с такой быстротой, что Бабинскому через секунду ничего не оставалось, как только звать на помощь медсестер.

Впервые Тереза пришла в себя вчера вечером. Увидела бинты на запястьях и почувствовала облегчение. Теперь уже никто не выгонит ее из Сальпетриер.

Ей все-таки удается приподняться, опираясь на локти, и она, выпростав руки из-под одеяла, снова рассматривает бинты – под белым проглядывают бурые пятна засохшей крови. Кожу саднит, порезы не просто ноют – криком кричат. С вязанием придется какое-то время подождать. Тереза убирает руки обратно под одеяло, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Женщины потихоньку возвращаются с ужина в столовой, но ложиться спать не спешат. Все их мысли заняты предстоящим балом – в своем воображении они уже слышат аплодисменты, танцуют с гостями, мечтают о романтической встрече или хотя бы о мимолетном мужском взгляде. Каждая мелочь, которую завтра они увидят, услышат, почувствуют, будет заботливо сохранена в памяти, как драгоценная реликвия в сокровищнице.