— Мы прибыли сюда не как французские шпионы из миссии генерала Гардана при Наполеоне, чтобы втереться любыми способами в доверие к шаху, не с прибыточными расчётами купечествующей нации, как это делают подданные английского короля, за пару процентов лишней прибыли готовые перед кем угодно хоть на коленях ползать, а как представители русского императора, который желает, чтобы между нашими странами установились равноправные, дружественные отношения, и для этого нам нет резона следовать унижающему наше достоинство старинному, не учитывающему современных реалий придворному этикету.
После таких слов Мирза-Безюрг подавился одной из конфет, поданных на подносе с мороженым, попытавшись проглотить её вместе с обёрткой, и теперь уж навсегда и бесповоротно возненавидел самоуверенных русских неверных собак. У него просто руки чесались подсыпать этому медведю в зелёном генеральском мундире из своего большого перстня с изумрудом, сияющим на его левой руке, хорошенькую порцию яда в кофе, поданный после мороженого. Но долг есть долг, и сначала покрасневший, а потом и посиневший от злости каймакам продолжил дипломатический разговор, расцвечивая его пёстрым узором восточных любезностей и судорожно поглаживая жиденькую бородёнку.
В этот день озабоченные персидские чиновники непрерывно сновали между дворцом Аббас-мирзы и домом, где располагалось русское посольство, утрясая все детали приёма наследником престола генерала Ермолова. А утром следующего дня русское посольство направилось во дворец к персидскому принцу. Аудиенция была назначена ровно в полдень. Русских дипломатов заранее оповестили, что Аббас-мирза примет сардаря Кавказа, не желающего снимать сапоги перед входом в парадную залу, во внутреннем дворе своего дворца. Когда Ермолова со всей свитой провели в третий двор, где неподалёку от овального водоёма с цветущими лилиями, у самого окна, под портретом своего родителя шахиншаха Ирана Фатх-Али-шаха русского посла уже ждал наследник персидского престола, Алексей Петрович, очень недовольный, что его принимают во дворе, остановился в шести шагах от Аббас-мирзы, не снимая шляпы, и громогласно спросил переводчика:
— А где же его высочество, шахзаде?
Сжимаясь в комочек от страха, персидский придворный с трудом вымолвил, что русский посол уже стоит перед наследным принцем. Только тогда Ермолов снял шляпу и раскланялся. Его свита сделала то же самое. Аббас-мирза вздрогнул, и его женоподобное лицо покрылось красными пятнами гнева. Русский же генерал после обычного приветствия невозмутимо передал высочайшую грамоту сделавшему три шага вперёд его высочеству. Персидский принц взял грамоту, поднёс её с почтением ко лбу и положил на пристенок залы, у которой стоял.
Он зло посмотрел снизу вверх на огромного сардаря Кавказа и рассыпался в изысканных восточных любезностях. Ермолов стал представлять ему свиту, прибывшую с ним. Аббас-мирза уже давно внимательно изучил список членов посольства с их характеристиками, собранными его секретными агентами. Поэтому, когда ему представили штабс-капитана Муравьёва, о котором он был наслышан и от своего визиря Мирзы-Безюрга, то улыбнулся и обратился к нему с ехидным вопросом:
— Русский офицер хотя и недавно приехал в наши края, но, как я уже был оповещён, посетил почти все закоулки на нашей границе. Особенно же приглянулись ему, как поговаривают, армянские монастыри. Уж не армянин ли он по происхождению?
— Нет, ваше высочество, я коренной русский, но природное любопытство влечёт меня полюбоваться всеми уголками Великой персидской державы и прилегающими к ней странами, а не только армянскими монастырями, — ответил не моргнув глазом Николай и предерзко взглянул на шахзаде.
— Такое стремление к знаниям и красоте похвально у столь молодого человека, — проговорил Аббас-мирза, снова покрываясь красными пятнами гнева, — но путешествия по разным отдалённым краям бывают порой опасными, будьте осторожны, офицер, излишнее любопытство иногда приводит к печальным последствиям.
— Я благодарен его высочеству за проявленное ко мне внимание и беспокойство о моей безопасности, но я всегда полагался на острую саблю и верную руку, которые никогда меня не подводили даже в самых опасных передрягах.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, раз ваша отчаянная голова в целости и сохранности предстала передо мной, но судьба очень изменчива и непредсказуема, и только Аллах ведает, что с нами случится завтра, да защитит он нас и наших близких от всяких бед. — И наследник престола обратил надменное лицо к следующему русскому офицеру.
Читать дальше