Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

Ватутин сказал, что Сталин направил его на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного командования. Ещё вчера, пояснил Ватутин, Прибалтийский, Западный и Киевский военные округа были соответственно преобразованы в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты, создана также Ставка Главного командования.

— А вы, Кирилл Афанасьевич, — продолжал генерал, назначены постоянным советником при Ставке Главного командования.

— Вот не знал! — усмехнулся Мерецков. — Если наркома нет, я поеду в Кремль.

— Вам сам бог велел это сделать, вы же заместитель наркома! — улыбнулся Николай Фёдорович.

Мерецков вышел во двор, сел в «эмку» и коротко бросил шофёру:

— В Кремль!

Едва выехали из ворот наркомата, как у Кирилла Афанасьевича отчего-то гулко заколотилось сердце. Он и не предполагал, что с ним случится через несколько минут. Он твёрдым шагом вошёл в приёмную Сталина и намерен был постучаться в дверь кабинета, но к нему подошли два сотрудника НКВД. Один из них — высокий и чубатый — положил ему на плечо тяжёлую руку и громко объявил:

— Гражданин Мерецков, вы арестованы! Вот ордер на ваш арест. Прошу сдать мне личное оружие…

У Кирилла Афанасьевича будто что-то надломилось в груди. Он растерялся, побледнел и не мог вымолвить ни слова.

— Это какая-то ошибка! — Голос его окреп. — Вы не имеете права, я доложу товарищу Сталину, я… — Кирилл Афанасьевич умолк, увидев ехидную ухмылку на лице чубатого.

— Вождь в курсе вашего ареста, так что попрошу пройти с нами.

У двери приёмной Мерецков замешкался.

— Я позвоню домой жене, она будет меня ждать.

— Никаких звонков! — грубо потянул его за руку чубатый.

Чёрная «эмка» бежала по Москве. Вот и Лубянка. Машина въехала во двор. Мерецкова повели вдоль коридора. Громко скрипели его сапоги. А вот и камера. Глухо звякнула дверь, и Кирилла Афанасьевича впихнули в неё.

— Отдыхайте, гражданин полководец! — произнёс сквозь зубы чубатый сотрудник. — Вы, наверное, очень устали в Ленинграде.

«Сволочь!» — едва не сорвалось с губ Мерецкова.

Когда в квартире Мерецковых шёл обыск, комиссар государственной безопасности Берия прибыл в Кремль и без стука вошёл в кабинет. Сталин, сидя за столом, курил трубку и читал какой-то документ. Он оторвался от бумаг и вскинул глаза на вошедшего.

— У тебя что-нибудь срочное, Лаврентий? — спросил вождь. — Тогда садись и рассказывай, не то сейчас ко мне придут люди и я буду очень занят.

— Мы арестовали Мерецкова, — сообщил Берия. — Сопротивления он не оказал, и, как я понял, для него арест был как снег на голову.

Сталин попыхтел трубкой.

— Ты мне доложил, что Мерецков — участник военного заговора, что ещё с Корком и Уборевичем он сговорился «дать бой Сталину», что на него дали показания ранее арестованные военачальники. Так это? Нет ли тут натяжки?

— Думаю, что нет, Коба! — заверил Берия. — Но мы как следует допросим полководца, и он выложит нам все карты. Я принесу тебе запись его допроса, и ты увидишь, какую гадюку пригрел в своём наркомате маршал Тимошенко.

— Чью подпись ты поставил под телеграммой Мерецкову? Мою? — спросил вождь.

— Нет, наркома Тимошенко.

— А ему сообщил об этом?

— Зачем? — усмехнулся Берия. — Он бы начал уверять меня, что Мерецков никакой не враг и прочее. Ты же знаешь, как задиристы эти полководцы. Тому пример — маршалы Тухачевский и Блюхер. Сам же мне рассказывал…

— Где арестовали Мерецкова?

— В твоей приёмной. — Увидев, что Сталин сердито сдвинул брови, Берия добавил: — Я не стал это делать на аэродроме, где приземлился самолёт, и в Наркомате обороны, чтобы не было шума. А здесь его ареста никто не видел, в приёмной не было даже Поскрёбышева.

— Он докладывал мне информацию, поступившую с фронтов, — пояснил вождь. — Теперь о Мерецкове. Делай с ним всё, что сочтёшь нужным. Но, если вдруг окажется, что вины его нет, я спрошу с тебя без скидки на нашу дружбу. У нас погибло немало невинных военачальников, особенно, когда наркомом внутренних дел был Ежов. Ты назначен на его должность не для того, чтобы продолжать сажать без вины виноватых, а наоборот — пресечь беззаконие!

— Я это хорошо помню, Коба, и тебя не подведу. Если надо будет, сам допрошу Мерецкова. Мне тоже жаль его. Душа у него пролетарская, но нашим недругам всё же удалось вовлечь его в заговор против тебя, Коба. Интеллигентики Корк и Уборевич в этом преуспели. Но своё они получили.

В кабинет, постучавшись, вошёл маршал Тимошенко. Увидев рядом с вождём Берию, он почувствовал что-то неладное, но виду не подал и твёрдым голосом доложил, что принёс на подпись директиву.