— Хипосабуро Хата, — перевёл переводчик, а японский генерал отвесил поклон обоим маршалам.
— Где находится ваш командующий генерал Ямада? — спросил Василевский.
— В ставке в городе Чанчунь, зовут его Отодзо Ямада. Он очень переживает наше поражение, даже не смог лично прибыть к вам.
«Перед нами сидел бритоголовый человек с угрюмым лицом, — писал позднее маршал Мерецков. — Ворот его рубашки был расстегнут, как будто ему было трудно дышать. Брови временами непроизвольно дёргались. Обрюзгшее лицо выражало усталость. Не о таком исходе событий мечтал он, конечно».
Генерал Хата попытался убедить Василевского в том, что японские солдаты не имеют зла на русских и если они взяли в руки оружие, то лишь для того, чтобы защитить себя и свою землю.
— От кого защищать, господин генерал? От нас, русских? — спросил Мерецков. — Не мы же спровоцировали конфликт у озера Хасан летом тридцать восьмого года, а через год на Халхин-Голе! Вы это сделали, японцы! Вы создали миллионную армию и бросили её к границе Советского Союза в надежде, что если Гитлеру удастся захватить Сталинград, то вы развяжете с нами войну. Но вы, господа хорошие, просчитались, и теперь настала расплата за свои грехи.
Мерецков наблюдал, как реагировал генерал Хата на его слова. Сначала на землистом лице генерала появилась ехидная улыбка, а в глазах блеск, какой бывает у заядлого охотника, завидевшего зверя. Но вскоре улыбка на его лице растаяла, оно стало суровым и даже злым, а огонёк в глаза погас. Он вскинул голову и глухо процедил сквозь зубы:
— Я не политик, господин маршал, я воин и желал бы знать, как советские командиры будут относиться к нашим высшим офицерам и солдатам?
Василевский ответил, что со стороны Красной Армии он гарантирует хорошее отношение ко всем японским пленным, независимо от их чинов и рангов.
Допрос длился больше часа. Генерал Хата под конец заметно оживился, когда маршал Василевский разрешил ему отбыть в Чанчунь, где находилась ставка Квантунской армии, на нашем самолёте.
— Я благодарит советский маршал! — выразил Хата свои чувства на ломаном русском языке.
Василевский вручил ему документ, отпечатанный на пишущей машинке.
— Это ультиматум, господин Хата, — сказал главком, — и я прошу вас передать его генералу Ямаде.
В ультиматуме советского командования излагались требования о порядке капитуляции и разоружения Квантунской армии. Все мероприятия по выполнению условий капитуляции следовало осуществить через командование и штабы армий. Поэтому с 20 по 25 августа «вся сеть связи штаба Квантунской армии со штабами армий остаётся полностью в распоряжении главнокомандующего Квантунской армией». Последний пункт ультиматума заставил генерала Хату улыбнуться.
— Русский маршал доверяй нам, это карашо!..
Уезжал маршал Василевский под вечер. «Завтра с утра начну допрашивать пленных генералов», — решил Кирилл Афанасьевич, когда после проводов главкома на аэродром возвращался в штаб.
Солнце уже скрылось за лесом, и подул свежий ветер. Поужинав, Мерецков вышел во двор штаба. Кругом тишина, слышно было, как на высокой и густой ели щебетали синицы, укладываясь на ночь. Кирилл Афанасьевич присел на замшелый камень и закурил, вспомнил сына. «А Володя-то в штаб всё ещё не вернулся, — с грустью подумал он. — Во время боев самурайская пуля его, к счастью, не ожгла, а я так боялся…»
Раздумья маршала прервал шум подъехавшей к штабу машины. Часовой открыл ворота, и «газик» въехал во двор. Из него вышли четверо офицеров и генерал. «Так это же Савченко, — обрадовался Кирилл Афанасьевич, — а рядом с ним мой сын!» Он подошёл к ним. Генерал Савченко вскинул руку к фуражке и доложил, что в оперативной группе больших потерь нет.
— Хорошо, генерал, можете идти отдыхать, завтра мы поговорим подробно о боевых действиях опергруппы.
Вместе с генералом ушли офицеры, Владимир остался.
— Пойдём, сынок, немного посидим на свежем воздухе, — предложил Кирилл Афанасьевич.
Они беседовали, когда из штаба вышел генерал Крутиков.
— Товарищ маршал, вам звонит главком, что ему сказать?
— Иду! — Мерецков встал. Следом за ним поднялся и Владимир. — Иди тоже отдыхать. Если хочешь, позвони маме, дежурный по связи соединит тебя с Москвой. Маме от меня привет и воздушный поцелуй, понял?
— Слушаюсь, товарищ маршал!
О многом, что было на фронте за эти две недели, Владимир успел поведать отцу, но о том, что случилось с ним в бою на подступах к городу Ванцин, умолчал. А тогда он едва не погиб. У них осталось на ходу три танка, и японцы окружили горстку храбрецов. Отбивались гранатами, пока не подошло подкрепление. Уцелели ещё и потому, что генерал Савченко умел постоять за своих людей. Но зачем об этом рассказывать отцу? У него и так хватает забот — на плечах весь фронт!
Читать дальше