— И мне эта деревушка мила, — сказал Мерецков. — Я в ней родился и вырос, сержант. Как твоя фамилия?
— Из семьи Нестеровых, может, слыхали? Мой дед Егор Нестеров первым в уезде поднял красный флаг над домом купца, когда свершилась революция, а батя мой награду — серебряные часы — из рук Семёна Будённого принял, когда в девятнадцатом году громил под Ростовом деникинцев.
— Значит, ты мой земляк? — Мерецков подошёл к сержанту ближе и крепко пожал ему руку. — Сражайся с немчурой, как твой батя, сынок! Мы с тобой ещё встретимся.
В штаб 2-й ударной армии Мерецков приехал под вечер. Пурга утихла, но снега намело по самое колено. Кирилла Афанасьевича встретил сам генерал Клыков. Был он среднего роста, крепкий в плечах, в его тёмно-голубых глазах таилась грусть. Он вскинул руку к шапке-ушанке, хотел было отдать рапорт, но Мерецков прервал его жестом.
— Садись, пожалуйста! — Сам сел рядом. — Болеешь?
— Что-то мотор у меня забарахлил, пришлось немного полежать. — Клыков натужно улыбнулся. — Ночью приступ случился, теперь уже легче. — Помолчав, добавил: — Зарылся немец в землю, и никак его не опрокинуть. Мне бы штук сто танков, и я бы смял вражью оборону.
— Ишь чего захотел, — угрюмо произнёс Мерецков. — Сто танков… Ставка и половину этого не может нам дать. Москву надо отстоять. — Кирилл Афанасьевич бегло взглянул на карту, когда оба подошли к столу. — Я бы желал проехать с тобой на правый фланг армии, а потом заглянуть к конникам генерала Гусева. Как ты, сможешь?..
Из этой поездки Мерецков вернулся в штаб фронта удручённым. Глубокий снег и бездорожье исключали широкий манёвр. К тому же никак не удавалось наладить взаимодействие с командованием Ленинградского фронта. Трижды порывался поговорить с генералом Хозиным, а ему в штабе отвечали, что генерал уехал в войска.
«Наверное, Хозин сам уклоняется от разговора со мной», — подумал Кирилл Афанасьевич. Позже он писал: «Анализируя ход тогдашних событий, вижу, что и я, и штаб фронта переоценили возможности собственных войск. Не удалось нам найти также правильную форму и верные способы оперативного взаимодействия между армиями Волховского и Ленинградского фронтов. Это можно объяснить отчасти отсутствием контакта между мною и командующим Ленинградским фронтом М. С. Хозиным. В результате удары фронтов пошли по расходящимся направлениям и не совпадали целиком по времени». И всё же ряд мощных атак по немецкой обороне в середине февраля позволил расширить на несколько километров коридор, по которому продвигались наши войска. Теперь уже немцы не могли обстреливать коммуникации 2-й ударной армии.
Ночью, едва Кирилл Афанасьевич уснул, его разбудил полевой телефон. Мерецков дотянулся до стола и снял трубку.
— Кирилл Афанасьевич, это я, Фёдор Чернов, — забасила трубка хрипловатым голосом. — Тут такое дело… Ты не забыл своего спасителя?
— Ты о ком, Фёдор? — не понял спросонья Мерецков.
— О бойце из штрафного батальона рядовом Кречете. Я посылал на него похоронку, а ты написал письмо его матери. Помнишь?
— Ещё бы не помнить: в бою он прикрыл меня своим огнём, а сам погиб.
— Жив он, твой спаситель! — громко крикнул Чернов.
— Ты что, рехнулся, Фёдор? — едва не выругался Кирилл Афанасьевич.
— Не сгорел он, когда «горючкой» поджигал немецкие танки. Был ранен, добрался до леса, что у самого озера, там его и подобрали моряки военной флотилии, которые взаимодействовали с войсками стрелковой дивизии генерала Князева. В тот день своим артиллерийским, огнём канонерские лодки помогли Князеву отбить атаки противника на участке Вознесенья. Тогда же был высажен отряд бойцов у леса, где твой Кречет бросал бутылки с «горючкой» в танки. Бойцы-то и нашли его у леса и доставили на корабль, а моряки выходили его. Теперь Кречет краснофлотец, плавает на канонерской лодке.
— Ты видел его?
— Нет, мне о нём поведал боцман корабля. Его ранило в бою, он лежал в моём полевом лазарете, а его корабль обстреливал огневые точки немцев у Каменной гряды.
— А почему ты раньше мне о Кречете не сообщил? — спросил Мерецков, плотнее прижимая трубку к уху: на линии появились помехи, и слышимость стала хуже.
— Я был ранен и почти месяц пролежал в госпитале.
— А где сейчас этот корабль? Я бы сам побывал на нём!
Фёдор Чернов сказал, что это неосуществимо. Приказом наркома ВМФ адмирала Кузнецова военная флотилия расформирована и передана в состав Волжской военной флотилии. А ещё раньше её корабли были перебазированы в Пермь для зимнего судоремонта. Ныне Кречет уже или в Перми или в Сталинграде, где находятся главная база и штаб Волжской флотилии.
Читать дальше