Юлия Верба - Одесская сага. Нэцах

Основная часть доживших будет выгружена в Узбекистане, поближе к рудникам. Часть поедет дальше, в Таджикистан и Казахстан в спецпоселения за колючей проволокой. Некоторых закинули на Урал, в Молотовскую область и в Марийскую АССР.

Боря еще не знал, куда их везут — страна огромная. Он лично делал ставку на таежные лагеря. Значит, надо рвать, пока не довезли до пункта назначения или не пустили в расход раньше.

Радовали две вещи — если неделю везут и до сих пор не расстреляли — значит, убивать пока не собираются. И второе — Анька уцелела, значит, если его сын выжил — она Ваньку точно найдет.

Любил ли он Аню? Страсть давно угасла. Ему всегда нравились норовистые, с перцем, языкатые и дерзкие, как Женька. Анька — не его типаж, но с ее революционным сдвигом, чудесным спасением и внезапной долей в бриллиантовых гешефтах она увлекла и восхитила, стала подругой по оружию, а когда еще и подарила ему наследника, он растаял. Но годы войны, вечно ноющая, махнувшая на себя рукой, практически рабыня перестала вызывать в нем прежнее желание и тем более уважение. Да, как и положено, он нес ответственность за мать своего сына. Но не более. Включились семейные воровские законы касательно женского пола — баба не человек.

Борька поморщился — вонь кругом нестерпимая. Сменная одежда была рядом, под рукой, но он ее берег. Неизвестно, сколько дней и недель еще болтаться. Вагоны останавливались раз в сутки на пустых, чтоб не сказать пустынных полустанках. Бежать некуда. Из вагонов сбрасывали трупы, с которых соседи, проехавшие с покойником последние часов двадцать, успевали снять все ценное вместе с тифозными вшами. Подкупать охрану чтобы узнать куда их везут, — без толку. Увидят, что есть ценности, — отнимут и завалят, не раздумывая.

Рядом тихо бредил мужичонка в очках. И все рассказывал, что он не виноватый, что командировочный, и документы имеются… Не жилец, — спокойно разглядывал его Боря и ювелирным, практически незаметным движением выудил из внутреннего кармана болящего фраера документы в платочке. Бросил глаз в паспорт и красную корочку. Все понятно: попал мужик под раздачу. Вот уж действительно не в том месте, не в то время и главное — не с той фамилией.

«Кто этих татар считает?» — подумал Вайнштейн, глядя на соседа, и расплылся в улыбке. Его немного лихорадило, но в такой духоте и вони это было немудрено, тем более, что его план был гениально простым и, как всегда, по-блатному дерзким. Боря достал из кармана свою справку с анкетными данными. После очередной замены паспортов с годовых на трехлетние в тридцать девятом он помимо паспорта за очень солидный подгон участковому получил еще на всякий случай справку, выданную «со слов»: якобы после утери паспорта.

Боря бережно снял с доходящего командировочного очки, подхватил его под мышки и двинулся к дверям с воплями:

— Тут опять покойник! Да выкиньте уже его! Мы ж так все передохнем!

До пункта назначения — вольфрамовых рудников Кайташ в глубине Узбекистана — Вайнштейн не доехал всего три дня.

Он с воплями дотащил горячего мокрого соседа до конвойного и продолжил орать: — Да скиньте этого тифозного — весь вагон заразит!

Конвоир нахмурился и выставил штык вперед: — Ты нафига мне его припер? Шоб я сдох??! А ну тащи взад!

Боря шепнул: — Выкинь нас обоих на полустанке, — и сунул ему в руку золотое кольцо: — Еще добавлю…

Конвойный оглянулся — он был один, и гаркнул: — Убери остедова!

И тихо добавил: — Прикинешься трупаком — скину обоих через час.

Вайнштейн застонал и осел. Практически в обнимку с затихшим командировочным они лежали на полу. Когда вагон дернулся и остановился, конвойный наклонился над Борей:

— Лежи и не рыпайся.

Боря, прикрыв веки, сунул ему в руку второе кольцо.

Конвойный с подошедшим напарником обшарил карманы командировочного и Вайнштейна — подкупленный Борей вертухай хмыкнул и вытащил у него из внутреннего кармана часы.

Напарник отозвался:

— Да они еще теплые. Этот, — он ткнул Борю сапогом, — вроде дышит еще.

— Ага, давай до завтра подождем, когда он почернеет и потечет…

Вайнштейн рухнул лицом в каменистую насыпь, сверху шлепнулся труп командировочного.

«Вот сука, не мог трупака первым скинуть», — подумал он, но радость от чистого, пусть и горячего ветра уже прошлась волной от ступней до макушки. Борис лежал не двигаясь, почти не дыша, еще час. Под крики конвойных, под вопли татарки, у которой отобрали мертвого младенца… Лежал окаменев, чтобы не дай бог не заметили, не добили…