Александр Марков - Атаман Метелка

— А вы как думаете, други? — оглядел Пугачев остальных казаков.

— И мы так думаем. Первым делом за Волгу, а там порешим.

Съехали на волжский мокрый песок. Лошади устремились к воде. Но казаки их не пустили, стали выхаживать запотевших коней на берегу. Река была широка. Еле угадывались очертания далекого лугового берега.

— Переправу! Переправу! Паром или лодки! — неслось вдоль реки.

У берега качались на легкой волне всего четыре будары. В будары сели старшины и Пугачев. Коней держали за арканы. Остальные добирались вплавь вместе с лошадьми. Поплыл и Заметайлов, держась левой рукой за седло, а правой слегка загребал воду. Калмыцкой породы конь отфыркивался и прядал ушами. Коня Заметайлов знал мало и опасался, осилит ли он такую водную ширь. Посмотрел по сторонам. Река чернела и пенилась конскими мордами. Многих течение сносило вниз. Некоторые лошади, совсем обессилев, тихо, жалобно ржали.

— Пособите, братцы! — неслось с воды.

Да где поможешь, когда каждый с конем, как причаленный. Отпустишь коня — пропал. Не больше трехсот казаков выбралось на луговой берег.

Пугачев собрал старшин и сказал, будто взял за душу:

— Как вы, детушки, думаете?

Любимец Пугачева, Иван Творогов выдавил из себя:

— А ваше величество как изволите думать?

Пугачев облизал пересохшие губы и горячо начал:

— Мыслю я идти вниз по Волге. По ватагам хлебушка набрать да и двинуть к заказам запорожским. А как инако-то?.. Тут само дело указует. А там близко есть у меня знакомые два князька. У одного наберется войска тысяч семнадцать, а у другого — тысяч с десять… Отчаянные головы. Они за меня непременно вступятся…

— Нет, ваше величество! — прервал полковник Творогов. — Воля ваша, хоть головы руби, но в чужие края мы не пойдем. Что нам там делать?

Творогова поддержали другие:

— Нет, батюшка, туда мы не ходоки! Куда нам в такую даль забираться? У нас ведь женки и дети есть…

— Ин двинемся на Нижне-Яицкую дистанцию, заберем там всех лошадей и приступим к Гурьеву, а затем и к Астрахани, — стал уговаривать старшин Пугачев.

— Мыслимо ли к Астрахани? Там крепость почище Царицынской, — закрутил головой Федор Чумаков и бросил взгляд в сторону полковника Творогова.

Иван перехватил взгляд и спросил Пугачева:

— А вы бывали в Астрахани, государь?

— Нет, не доводилось.

— А я бывал. Белый город окружен каменной стеной с многими башнями. Да крепость стоит на бугре, и пушек не счесть…

— Не больно ли ты стращаешь, полковник? — вмешался в разговор Заметайлов. — Белый город опоясан стеной — это правда. Да только во многих местах стена та обвалилась и башни в ветхость пришли…

— Вот, вот! — воскликнул обрадованный поддержкой Пугачев. — Я мыслю, ежели мы к Астрахани нежданно подойдем, то городом и крепостью обогатимся. Астрахань-то не чета Царицыну. Наш верх содеется. Народишко опять ко мне повалит. Донские и терские казаки придут. Мы ишо пальнем по своей супротивнице Катьке… Еще запомнит меня змея подколодная.

Пугачев говорил запальчиво и, видно, сам уже был готов поверить в вероятность выполнения своего плана, хотя поначалу повел речь, чтоб приободрить казаков. Но старшины подавленно молчали.

— Идти нам на Малый Узень, там до времени схоронимся, — твердо сказал Творогов.

— Да как ты смеешь указывать государю… — начал было Заметайлов, но полковник резко прервал его:

— Молчи, приблуда!

— Я-то приблуда? — скрипнул зубами Заметайлов, и его рука легла на рукоять сабли.

— Хватит, ишь сцепиться готовы, — устало махнул рукой Пугачев. — Я согласен на Узень.

Набрав в турсуки воды, казаки тронулись в глубь степи. Они торопились. Но кони перестали горячиться, втянулись в мерную побежку. Под ремнями уздечек и подпруг белела мыльная пена.

Стали попадаться соляные озера. Уныло и мертво было кругом. Справа на солончаковой глади закопошились темные точки. Это степные волки терзали труп павшего верблюда. Тут же кружилось воронье.

Заметайлов крикнул, привстав на стременах. Перепуганные хищники бросились в разные стороны, завистливо поглядывая на брошенную тушу. Вороны безбоязненно облепили верблюда. Закаркали как на базаре.

— Вот так завсегда, — в раздумье проговорил Пугачев, — добычу попервой хватают сильные, а уж остатки подбирает мелкота. Михельсонка-то сильно порушил мою армию, а, чаю, за нами следом рыщет немало разъездных команд. Тщатся награду получить за мою голову.

Старшины переглянулись. Некоторые стали укорять Пугачева: