Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

— Чего раскудахтался: то о царях, то теперь о заводчиках-капиталистах?.

— Да он разве про них? — подал голос шедший позади долговязый, кого Кульков представил как Антона Карпешина, третьего арсенальского большевика, до сей минуты не проронившего слова. — Кто пушки лил тогда и теперь? Мы, мастеровые. Значит, и Семенов сказ — про нас, пролетариев… Только теперь, я так понимаю, с артиллерией нам надо кончать. А то, что ж, Ленин против войны, а мы — нате вам, буржуи, пушечки, чтобы вы ими серую скотинку, нашего брата, рабочего и крестьянина, значится, на позициях в мясо превращали? Потому предлагаю прямо сейчас на митинге принять резолюцию: «Учитывая настоящее положение момента, немедленно приступить к производству орудий характера мирной жизни».

— Прямо так: поднять руки — кто против, кто за? — обернулся Фокин. — Если бы все таким способом решалось, мы бы с вами давно уже переделали жизнь, как того хотим сами! Сейчас вы проголосуете свою резолюцию, но изменит ли она существо дела? Во-первых, примет ли ваши требования администрация? Под военные заказы уже взяты кредиты, машина, как говорится, на полном ходу да и отношение к производству пушек и к войне у начальства совсем иное, чем у рабочего класса. А во-вторых, все ли рабочие так просто откажутся от высоких заработков, связанных с военными заказами? Жизнь дорожает с каждым днем, а им — семьи кормить.

Карпешин растерянно глянул на Кулькова и Семена. Кульков поддакнул:

— В данный момент так получается: всему голова — не голова, а рабочее брюхо. Так что…

— Выходит, жизнь — поперек сознания? — вроде досказал Антон фразу Михаила. — Прямо заколдованный круг! И ничем его не разомкнуть?

— Только не волшебной палочкой, — ответил Фокин. — Она лишь в сказках существует. А разорвать круг можно! К примеру, правильная мысль пришла вам в голову — хватит работать на войну! Но рядом с вами тот, кто об этом еще не задумался. Постарайтесь передать ему свое убеждение. Он же как по цепочке — следующему. И так — пока не научится правильно мыслить и действовать большинство. Впрочем, с этого я как раз и начну сейчас свой доклад. Смотрите-ка, и в самом деле целое людское море. Молодцы, быстро развернулись!..

— Опять за семь верст киселя хлебать? — Николай Федорович задает вопрос спокойно, как бы между прочим, а чувствуется — недоволен. Все дети — уже не малая ребятня. Клавдия при муже в Питере, Шурка с женой Анной и трехлетней дочкой Раисой здесь, в отцовском дому, Алексей и Митя в выпускном классе гимназии. Да и другие — всего ведь девять сынов и дочерей — в самостоятельном возрасте.

Но на тебе — воскресный день, когда все бы должны в сборе, а их на аркане не удержишь: с утра кто куда!

Мите всегда становится смешно, когда собирается в Брянск: отец тут же про семь верст и кисель. Семь верст — как раз расстояние от их поселка Бежицы до города, а «киселя хлебать» — значит болтаться по всяким митингам и собраниям

— Нет, сегодня не «кисель». Договорились с Володькой Швецовым у них в техническом училище концерт устроить.

— Знаем мы эти концерты: вернешься — не наговоришься о том, кто там в Брянске выступал, к чему призывал.

— Так революция же, отец! — Шура отодвинул тарелку, встал. Хотя самый старший из братьев, но сутуловат и изрядно худ, даже со впалыми щеками. На правую ногу припадает — повредил с детства.

«С Шурки все и началось». Руки отца на скатерти тяжелы, взгляд тоже нелегок, обвел им сыновей. Не хотел встревать, но как прорвало:

— А не пора ли остепениться и приняться за дело? Похристосовались, как на пасху, накричались: «Равенство, свобода!» Теперь что ж? Кто будет паровозы, вагоны строить, если весь завод, как и вы, с утра и до ночи на митингах? Ты на себя, Шура, погляди. Ну, ладно, окончил в Орле реальное училище — хорошо. Потом в Петербург подался, в Технологический, на инженера учиться. Три года прошло — бросил. Инженера пока не вышло. Так разметчик в крановой мастерской — чем не специальность? Разметчики в былые времена — первые люди! Да и у тебя руки и глаз — милостью божьей! А ты днями в цех не заглянешь — с митингов не вылазишь… Нет, что ни говори, качнуло всех с разбегу под раскат, а сани — без подрезу… Куда ж теперь — под обрыв? И всех нас — за собой?

— Нет, батя, — возразил Шура, — знаем, куда править — не под обрыв, а на самую вершину. Революция еще не завершилась — народ должен взять власть.

— Чем взять — горлопанством? Вон намедни в твоем крановом собралось тысяч десять рабочих и перед всем миром вы с Ухановым сцепились не на жизнь, а на смерть. А по какому поводу у вас с ним раздрай? И ты, и он вроде за народ, за свободу. Только чешете языками впустую и остановиться не можете, поскольку рты вам перестали затыкать…