Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Забелин остановился и посмотрел Либеру в лицо. Тот быстро поднял воротник и спрятал в него бороду и нос. Кто-то в толпе отозвался смешком:

— Не хочет смотреть в глаза нашему брату. Смутился. Забелин меж тем продолжал:

— Вот здесь, в крановой мастерской, все вы помните, стояли гробы. И — моего младшего, Ванюшки, гроб… За кого отдали жизни трое молодых рабочих нашего завода? За всех нас. За то, чтобы накормить голодных…

По рядам точно искра пробежал гул. Под прошлое рождество из Жиздры возвратился заводской продотряд и на тендере паровоза — обитые кумачом гробы. Кулаки порешили их в неравной схватке из обрезов и охотничьих ружей.

Уханов помнил те дни, когда тяжелый, как обвал, голос заводского гудка висел над притихшей, полной гнева Бежицей.

По лицам людей, глядевшим сейчас на Забелина-старшего, Уханов безошибочно угадал, какое чувство зреет в их душах. И ему вдруг стало страшно. Такой страх он однажды уже ощутил летом восемнадцатого, когда решил подбить рабочих на забастовку.

Тогда тоже все случилось из-за хлеба, который он сначала подбил разворовать. Но Игнат сдержал тогда ярость рабочих. Кто остановит их сейчас, если до каждого дойдет, к чему на сей раз зовет их Либер?

Но Климентий Петрович вывел Акима из страха и оцепенения:

— Нет, не подходит нам ваш план, Либер, свергать большевиков! — сказал он. — Вы, меньшевики и эсеры, накормите нас? Однако за все время ваши партии не послали ни одного человека в продотряды. Все продотряды — большевиков. И дальше так будет, как бы ни стреляли в наших сыновей из-за угла… Так что забудьте на наш завод дорогу, Либер, и не отвлекайте нас от дела — я за день, пока вас слушаю да вам отвечаю, мог бы плуг для деревни смастерить, гвоздей наделать — все польза. А вы нас от работы отзываете… Вот такая раскладка, Либер, если ваши речи перевести на понятный каждому, извините, рабочему брюху язык. А если довести до рабочего ума и сердца, еще хуже будут выглядеть ваши призывы. Но тогда не просто на митингах — в ЧК придется с вами разговаривать.

Новой встречи с Либером Уханов больше не ждал. Ему уже чудилось: еще один митинг, даже просто собрание, и в дверях появится зловещая фигура Александра Медведева — длинное кожаное пальто, кожаная фуражка, из-под которой сатанинский высверк пенсне, и хромая, прямо-таки демоническая походка.

Будто сама костлявая смерть с косою в руках — по твою душу.

Медведева Шурку так и звали: «демон», им матери стращали детей, особенно когда он мчался в пролетке по городу. Не сидел — стоял в рост. Аким знал: усесться мешала больная с детства нога. Но все равно намекать в разговоре на «демона», который может в любой момент прилететь, вошло в обиход многих, в том числе и в привычку Акима.

О большевистской ЧК и ее председателе ходили страшные слухи: одних расстреляли прямо на улице, к другим ворвались в дом и не пощадили даже грудных младенцев, третьих пытали до смерти в тюремных застенках. Аким про себя посмеивался: до чего же необузданна фантазия обывателя, как изощренно и ловко может он с больной головы да на здоровую… Брянские и бежицкие «Известия» в самом деле писали о зверствах и грабежах, в том числе и о нападении на семью перевозчика через Десну, когда убили двух ребятишек. Но то совершали бандиты, назывались и фамилии преступников, но обыватель упорно твердил: ищи убийц среди чекистов!

Не на пустом месте рождались слухи — было такое, когда Шурка Медведев стрелял в толпе и уложил наповал человека. Уханову передавали историю, как говорится, из первых рук. Обретался в Паровозной Радице ярый монархист, бывший полицейский пристав Лужецкий, сколотивший целую банду. Она выслеживала большевиков и их сторонников и не просто старалась уничтожить, но перед смертью истязала свои жертвы. Долго не удавалось напасть на след убийц, и только случайно однажды Медведев нос к носу столкнулся с Лужецким в центре города, у сада общества трезвости. Бандит тоже узнал председателя ЧК и выхватил револьвер. Александру Медведеву ничего не оставалось, как всадить в преступника, собравшегося бежать, две пули подряд…

И о расправе над анархистами ходили дикие россказни. Якобы Медведев первым ворвался в помещение их федерации и закричал: «Всех до одного — враспыл!» И будто бы Фокин силком выхватил из его руки маузер…

Даже случай на базаре, когда шайка спекулянтов сама избила председателя ЧК до потери сознания, потому что был он один и на него коварно навалились сзади, представляли в пересудах как якобы новое изуверство ЧК.