Антония Байетт - Дева в саду [litres]

Александр с тревогой подумал: «А что делать, если этот сумасшедший ринется на рельсы или попытается себя кастрировать?» Симмонс медленно поворачивался. Александр решил, что в целом предпочитает вид сзади.

Фредерика ворвалась в разгар большой семейной ссоры, усугубленной присутствием Дэниела и Стефани, решивших, без особой, впрочем, надежды, прийти и лично извиниться за зачатие новой жизни.

– Помогите! Помогите! – завопила она. – Лукас Симмонс совершенно спятил, залез в Уродский прудик, угрожает Александру ножом! Совершенно спятил, я не шучу. Весь украсился цветами, как король Лир или любовник леди Чаттерли. Сделайте что-нибудь! Говорят, там пиявки в пруду. Вода абсолютно черная, он жутко выглядит и все время что-то поет.

– Звони в «скорую», – сказал Дэниел Стефани. – А ты не ори, – обернулся он к Фредерике, но было поздно. На лестнице, бледный и дрожащий, возник Маркус.

Стефани объясняла кому-то по телефону, что нужна «скорая», что ехать в Дальнее поле, на середину регбийной площадки школы Блесфорд-Райд. Нет, не несчастный случай. Наверное, нужна будет полиция – там человек с ножом, нужно его как-то связать.

– Можно бы не так упиваться, – зло сказал Дэниел Фредерике.

– Я не упиваюсь, это мой способ самовыражения, и вообще я пришла за помощью, что тебе еще нужно? – выкрикнула Фредерика, вскинув голову, как Менада, вся пылая от драматизма ситуации и чувства собственной значимости.

– Надо, чтобы ты не орала на весь дом.

Фредерика огляделась, явно не понимая, в чем ее обвиняют. Маркус тем временем тихо сошел по лестнице и потянул Дэниела за рукав:

– Вы сейчас туда пойдете? Можно, я с вами?

Дэниел переключился на новую опасность:

– Тебе не нужно.

– Я знал, что будет что-то ужасное. Я должен пойти, я за него в ответе.

– Раз должен, значит пойдешь. Но если от тебя там станет хуже или просто я так велю, вернешься домой. Понял?

– Он никуда не пойдет, – сказал Билл.

– Это его жизнь, – отвечал Дэниел. – А вы хорошо устроились, вообще в ней не участвовали. Теперь у него друг попал в беду, и, если он хочет помочь, я считаю, это его право.

– Этот Симмонс сумасшедший, – буркнул Билл.

– Может, и я тоже, – сказал Маркус, бледными пальцами тихонько перебирая у Дэниела рукав пиджака. – Может, я смогу его успокоить. Он… Он раньше меня слушал.

– А ты будешь слушать меня, – рявкнул Билл.

– С чего бы? – Дэниела, как он потом признался, так довел Билл, что, может быть, он и не слишком ясно видел ситуацию с Маркусом.

– Я должен туда пойти. Если… Если что-то случится, я на всю жизнь буду виноват.

– Тогда пошли, – сказал Дэниел.

Стефани тоже потянула его за рукав:

– Стоит ли?

– Лучше пусть он сам увидит, чем будет воображать бог весть что. Пошли.

Все они друг за другом прошли по садовой дорожке и вышли в Дальнее поле. Маркус нетвердо шагал между Дэниелом и Стефани, за ними брели Билл и Уинифред. Фредерика, подавленная недавним конфузом, мрачно и решительно шагала последней. Когда они дошли до пруда, Лукас по-прежнему стоял в воде и пел чуть охрипшим голосом. Александр так и охранял его, сидя на корточках, совершенно бесполезный. Дэниел сразу подошел к Лукасу:

– Мы за тобой.

Лукас отвернулся и двинулся по кругу.

– Зачем? – спросил Дэниел.

Ему было бы много легче одному. Поразевавшие рты зрители ему мешали. Он меж тем искренне хотел знать, зачем Лукас забрался в пруд, голый и убранный цветами.

Симмонс стал размахивать ножом. Маркус рванулся к нему:

– Сэр, сэр, не надо так! Надо было мне с вами поехать, я и сам знаю. И вы зря думали: ничего не изменилось, и я во все верю: в фотизм и в травы, сэр. Мы же сами все видели, и доказательства научные есть. Только не нужно так, сэр.

Лукас обернулся к нему, склонил голову, как бык, и гневно уставился на Маркуса. Маркус шагнул вперед и протянул ему руку:

– Пожалуйста, выходите.

Вполне сознательно и прицельно Лукас жидкой черной слизью пруда обрызгал Маркусу чистую рубашку, серые брючки, белое лицо:

– Уходи. Ты злой… А ты нет.

Лукас снова принялся бить по воде. Издалека по буграм пробиралась машина «скорой помощи».

– Кто? – спросил Дэниел.

Фельдшеры и полисмены шли с носилками, смирительной рубашкой, алым пледом. Солнце палило.

– Кто?

Лукас отчаянно оглядел собравшихся: Поттеры, Поттеры, хрупкий Александр, спокойный Дэниел. Лукас вышел из чмокнувшего пруда, подошел к Стефани и спрятал горячую голову у нее на груди. Так и стоял, гротескно горбатый, потому что она была маленькой женщиной, гротескно пестрый: черная грязь, красные ляжки, белый торс, пунцовая шея и пятна цветов. И она, тяжело дыша животом, обняла его и сказала бессмысленно-утешительно: ничего, это ничего.