Антония Байетт - Дева в саду [litres]

В антракте он хотел поговорить с ней, но к нему прилип Том Пул, чьих откровений он отныне не хотел. Пул умолял его выслушать. Александр сказал, что Пулу достался не тот поэт, что было для деликатного Александра довольно едко.

– Эдмунд Спенсер, – сказал он, – сладостный певец сладчайшей супружеской любви. Автор, по словам К. С. Льюиса, прививший любовной эпике нежную чувствительность. Будь я на твоем месте, что, к счастью, не так, я бы немедленно вернулся в лоно супружества!

Пул, казалось, не заметил ни едкости, ни неловких попыток каламбура. Торжественно он объявил, что нашел врача.

– И знаешь, кто помог? Сама Марина! Она говорит, ее карьера раньше зависела от надежных врачей. А у врачей – хорошие частные клиники… Теперь ее гражданский долг – советовать их девушкам, попавшим в беду. Осталось только уговорить Антею и все это устроить – приятного мало, конечно. К тому же нужны будут деньги: с моей зарплатой это не шутки, а у Марины все знакомые первоклассные, включая гинекологов.

– Не стесняйся, возьми у меня. Пьеса, похоже, окупается изрядно. А если Антея боится, так это можно понять…

– Она не боится, а злится, что не сможет поехать на французский курорт. И говорит, что ненавидит, когда врачи лезут в нее руками.

– Может, это эвфемизм? Обозначение будущей потери?

– Мне бы твою наивность.

Тут оба выпили по стакану неразбавленного виски.

Фредерика, не желая расстаться с прелестным костюмом, в котором столько раз выходила на сцену, отправилась бродить по парку, где встретила Антею в белом прозрачном шелку, мишурной короне и кружеве с серебристой каймой. Антею рвало в лавровый куст.

– Как ты? Ничего?

– Сама видишь, что плохо. Находит такими мерзкими волнами… Но если сейчас стошнит, можно идти дальше махать мечом и снопом и голова кружиться не будет. Я себе оборки не запачкала?

– Только чуть-чуть.

Фредерика помуслила платок и принялась оттирать Антеины кружева. Вдоль одной оборки тянулась ниточка зеленоватой слизи.

– Ты, я думаю, догадалась, что я залетела.

– И что ты будешь делать?

– Аборт, что еще? Нужно только уговорить родителей отпустить меня на неделю-другую в Лондон. А там Марина поможет.

– Она-то с какой стати?

– Вообще-то, это она нашла и врача, и клинику, и все прочее. Она все устроит.

– Тебе, наверно, паршиво…

Мраморно-белая Антея-Астрея в густеющем золоте вечера посмотрела на рыжую, любопытную Фредерику:

– Меня тошнит. Постоянно тошнит. От всего мерзко: от секса, шампанского, клубники… Публика хлопает – у меня в голове звенит. Одежда вся мала. Все опротивело, если хочешь знать. И страшно бесит, что я дала себя так провести. Я думала, на приличного мужчину можно положиться… ну, ты понимаешь. Ничего, теперь умней буду. А если ты считаешь, что я дрянь бесчувственная, то подумай, какой я еще могу быть в моем прекрасном положении?

Она, чуть запнувшись, зашагала прочь, светлая фантастическая фигурка, готовая в последний раз представить на сцене Большую маску…

– Redit et virgo, redeunt Saturnia regna , – анахронически возгласил Томас Пул; сноп изобилия и меч правосудия лишь слегка покачнулись в руках недвижной Астреи.

Фредерика чуть не в слезах разыскала Уилки. Уилки, в последний раз блеснувший в сцене «несси-восси!», увидел, что дело неладно, и тут же приобнял ее:

– А ну признавайся, что стряслось?

– Ничего. Это Антея. У Антеи несчастье. Мне грустно.

– Никакого несчастья, а просто красотка залетела. Это легко исправить.

– «Исправить» – мерзкое слово!

– Согласен. Я лично считаю, что профилактика лучше лечения. Но тут, видно, говорила страсть. Да, нехорошо. Надеюсь в своих похождениях подобного избежать. А как твои успехи?

– Не знаю. Не могу решиться. Мне страшно.

– Да ты, дитя мое, динамщица…

– Так вот как это называется. Запомню. Но я не такая, и тебе это известно. Я просто не знаю, как быть: я же наврала, а если будет кровь… или еще что? Что тогда делать? Он-то не знает, что я… А я не знаю ни что делать, ни как. Мне страшно.

– Говорят, моря крови – это в основном миф.

– Да? Но ведь мифы откуда-то берутся. Значит, у некоторых бывает кровь. Почему тогда не у меня? И хватит твоих шуточек! Я не динамщица, но и не дрянь бесчувственная, как Антея про себя говорит… Я бы не смогла, как она. Нет, правда! Ты посмотри на Стефани: она вся светится. И вообще, все не так просто. Малыши бывают чудесные, это готовые, живые люди и все такое. Правда, сама-то я вряд ли захочу ребенка. У Стефани, я думаю, тоже страсть заговорила, только ей хватило смелости ребенка оставить. Впрочем, оба примера не для меня. Что же мне делать?