Антония Байетт - Дева в саду [litres]

– С меня хватит, – благожелательно заявил он, как-то мимоходом вынимая руку Уилки из корсажа жены. – Я и так сделал больше, чем должен, а теперь довольно. Ты можешь сейчас вернуться домой либо забрать своего ребенка. А меня ждут дела. Я, представь себе, научный работник и не собираюсь больше петь колыбельные. Ты должна вернуться домой или устроить все как-то иначе. Я достаточно ясно выразился?

– Ты выставляешь себя дураком, – сказала Дженни. – Неужели не ясно, что я не могу сейчас вернуться, у нас генеральная репетиция. И ты не можешь…

– Еще как могу!

Во гневе человек всегда отчасти комичен. Фредерика громко фыркнула. В кустах кое-где захихикали мальчишки.

Джеффри посдергивал одеяльца и явил на свет божий Томаса, который немедленно и густо заревел. Лица отца и сына сделались пунцовыми.

– И вот так он постоянно, – сказал Джеффри. Томас извивался и завывал. – Ну что, ты идешь?

– Естественно, нет. – Дженни обернулась к Кроу, потом перевела взгляд на Уилки и прекрасно равнодушную Антею Уорбертон. На Александра смотреть боялась. Уилки и Кроу широко улыбались, как показалось ей, с чисто мужским злорадством.

– Ну что ж, – столь же благодушно ответствовал Джеффри, – тогда мы поступим следующим образом.

Он легонько подкинул Томаса вверх, а потом сильно и точно швырнул его через всю сцену к Дженни. Дженни кое-как схватила малыша, задыхаясь и пошатываясь, прижала его к груди. Томас, которому нечем стало дышать, яростно заелозил и заревел еще пуще, из пунцового став ярко-красным. Джеффри задумчиво оглядел коляску, террасу, актеров. Затем злым, прицельным пинком оттолкнул коляску к краю террасы. Пружинно покачнувшись туда-сюда, коляска кривыми скачками съехала по ступеням и завалилась набок на лужайке. Покатились баночки с детским питаньем, бутылка с молоком, вывалился на траву сверток подгузников и плюшевый мишка.

– Ну вот и все. Теперь я могу продолжать работу. С мамой ведь лучше, правда, Том? – сказал на прощание Джеффри голосом ядовито-сладким, совершенно невероятным в его скромных устах. Он ушел в темноту за углом, откуда вскоре послышался звук заводимого мотора.

Актеры возбужденно закричали, загудели, залепетали. Грудь Дженни поднялась от подступающего плача. Лодж жестом подозвал гардеробщиц и отдал им на попечение ребенка.

– Кажется, самое разумное – вообще не выходить замуж, – созерцательно заметила Фредерика Александру.

– Да, – отвечал тот, с тревогой думая, что сцена на террасе приблизила его к алтарю намного больше, чем хотелось бы.

Александр мельком взглянул на Фредерику, явно забавлявшуюся его положением, а затем, поскольку он был джентльменом, а Дженни страдала, выпрямил свои длинные ноги, встал и отправился ее утешать. Дженни в ответ набросилась на него и сквозь рыдания сердито заявила, что все в порядке, ничего не случилось и нужно продолжать репетицию. И пусть Александр пока подержит ребенка: Томас его знает и будет сидеть тихонько.

Александр пронянчился с Томасом весь третий акт. Он было предложил подержать его Фредерике, но та попросту ответила: «Спасибо, я не люблю детей». Александр удрученно думал, что временно взять на себя Томаса – вопрос порядочности. Однако же, встретив пару раз испепеляющий взгляд малыша, он с трудом подавил желание запихать его под сиденье, после чего сесть в машину и уехать в Калверли, а далее на север. Фредерика сидела рядом и изучала его. Она была непривычно молчалива, и впервые за время их знакомства Александр задался вопросом, о чем, собственно, она думает. На сцене молча умирала Марина Йео, но Томас решил дополнить сцену кряканьем и неясными булькающими звуками. Спустилась темнота. Спенсер растворился в ней на пути к неведомой смерти. Черно-бархатный, пышный и дерзкий, провидя падение и Тауэр, Уилки прочел свой эпилог. Тогда пришла Дженни и взяла ребенка, который тут же возобновил свои яростные протесты. Строгий Лодж подвел итоги репетиции, и началась нешуточная попойка.

На лужайках и террасах танцевали под граммофон, бутылочный оркестр и пение Тюдоровского камерного хора. На столах стояли внушительные блюда с кеджери – пряным жарким из рыбы с бобами и рисом. В кустах играли в прятки. Дженни сказала, что ей нужно поговорить с Александром. Фредерика, понимая, что ни Дженни, ни ее никто не подбросит обратно в Блесфорд, спросила Кроу, можно ли ей остаться на ночь. Кроу отвечал, что можно не просто остаться, но и переночевать, если она того пожелает, в одном из трех Главных покоев. За плечом Фредерики возник Уилки: