– «Вершина утеса, – прочел он Маркусу, – вместе с украшающей ее растительностью покрыта естественным слоем углекислой извести. Известь, стекая вместе с водой, облекла утес сплошной каменной мантией. Сторожа подвешивают там мертвых птиц и зверьков, ветки, старые шляпы, чулки, ботинки и прочие несообразные предметы, которые под действием извести „окаменевают“. Их уносят как objets de vertu [235]любопытные, приезжающие по преимуществу из Харрогита».
И действительно, они увидели подвешенные на веревках и частично покрытые известью перчатки и носки, котелок, позеленевший вокруг ленты, на которую медленно наползала каменная корка. Лукас впился глазами в Маркуса, а тот мрачно оглядывал однородные предметы, окаменевающие под тяжелыми каплями. Было там и целое птичье гнездо: солома слоями, гладкие перья, даже несколько мелких яиц – все это медленно, но верно обретало каменную нерушимость. Маркус долго смотрел на гнездо. Еще была книга со слипшимися страницами, с названием, уже навек неведомым. Чем-то зловещим веяло от этой единообразной, окончательной пермутации. Если отломить сейчас кусок каменной ветки или лист папоротника, будет там внутри хоть темный след того, что раньше было живым?
– Мне не нравится, – сказал Маркус. – Зачем они все это подвешивают?
– Из любопытства к переменам субстанций. Из любопытства к любопытным вещам. Это ведь настоящие статуи – понимаешь?
Маркус посмотрел на понуро висящие носки с окаменелыми складками:
– Оно все мертвое. Не знаю, что тут такого впечатляющего.
И все же он был впечатлен.
– Подставь руку под воду и загадай желание. И дай воде самой высохнуть, не вытирай.
– Зачем?
– Таков ритуал. Может, это род заклинания. Связь с Иным. Мы должны оба подставить руки.
Маркус не имел ни малейшего желания в этом участвовать.
– Щупай, нюхай, слушай, смотри, пробуй на язык все, что тут есть. Валуны, камешки, деревья, – велел Лукас. – Здесь Литосфера соприкасается с Биосферой. Здесь, я думаю, портал перехода. Нужно проверить.
Он снял пиджак, с торжественным и даже зловещим видом засучил рукав. Маркус последовал его примеру. Плечом к плечу они подставили голые руки холодным струям, а потом окунули их в колодец. Вода жалила. Холод обжигал.
– Сосредоточься, – сказал Лукас, не пояснив, на чем именно.
Маркус посмотрел было на гнездо: протухшая влага в окаменелой скорлупе. Перевел взгляд и наткнулся на путаный клубок каменных шнурков. И зачем только люди простые, домашние вещи превращают в застывшую дрянь? Он отвел покрасневшую, каплющую руку. Ее всю кололо, словно иголочками. Рядом чуть подрагивало розовое, веснушчатое предплечье Лукаса.
– Загадал желание?
– Я не знаю, чего пожелать.
– Открой сознание будущему.
– Мне здесь не нравится, я не могу себя заставить.
– У этого места есть аура.
– Холодная и мокрая. Ненастоящая. Для туристов.
Вода по-прежнему холодила ему руку. Он останется здесь навсегда. Если рука не окаменеет, значит покроется льдом, треснет и раскрошится.
– Нужно здесь оставить что-то свое, чтобы поддержать связь. Что-то вроде электропроводника, если можно так выразиться.
Маркус левой рукой порылся в кармане куртки. Правую жгло и подергивало. Нащупал ручку, несколько пенни, носовой платок и бечевку. Лукас повертел это все в руках и остановился на платке с аккуратно вышитым именем. Маркус сказал, что платок ему может понадобиться: холодно. Оказалось, что Лукас взял с собой несколько платков и готов одолжить. Он соединил платок Маркуса со своим карандашом и положил под вечно каплющую воду:
– Часть нас. Часть Колодца. Связующее звено.
– Я проголодался.
– Платок и карандаш должны окаменеть в единое целое, – с какой-то просящей ноткой добавил Лукас. – Этим карандашом я записывал твои видения. Он в каком-то смысле участвовал в нашем эксперименте. Это будет мощный проводник.
Маркусу на мгновение представился каменный провод, сопряженный с каменным карандашом. Он тихонько гудел каменные ноты, которые где-то далеко улавливал детекторный приемник. Лукас, как встревоженный пес, всматривался ему в лицо. Когда его юный коллега, обычно столь восприимчивый, выказывал знаки скепсиса или скуки, Лукаса охватывал страх. Теперь он решил не сдаваться:
– А ты знаешь, что Матушка Шиптон жила в доме, вырубленном из камня? Как Сивилла Кумская [236] Прорицательница, возлюбленная Аполлона. Испросив у него вечной жизни, забыла испросить вечной молодости и потому постепенно иссохла и сама молила о смерти. Христианская церковь, толкуя прорицания сивилл как предвестия явления Христа, восприняла их положительно.
и пифии [237] Прорицательницы, жрицы Дельфийского оракула, служительницы Аполлона.
. Поразительное совпадение. Об этих женщинах точно было известно, что они обитают у врат в иные миры, у связующих пуповин… Понимаешь, доподлинно известно . И мне показалось, что ты ощутил… близость некоего силового поля… или чего-то подобного.
Читать дальше