Когда закончилось строительство Измайловской вотчины и захирело так широко развернутое его хозяйство, жители села остались не у дел. Измайловцы в 1730 году жаловались в Главную дворцовую канцелярию: «…Дворцовые доходы и всякие зделья делают оставшиеся крестьяне с пуста, отчего пришли в крайнее разорение» [67] Волков С. И. Дворцовые крестьяне Подмосковья во второй четверти XVIII века. — Вопросы истории, 1953, № 9.
. По данным 1735 года почти половина крестьянских семей Измайлова не имела скота. Поскольку был указ Петра I измайловских крестьян «в крепость не писать», они считались вольными. На что же жили? Отходничеством и промыслами. Стали заводить шерстяное и шелкоткацкое дело. Прямо в избах начали устанавливать ткацкие станки, изготавливать камлот [68] Камлот — суровая шерстяная ткань.
и кушаки. В результате появившейся конкуренции беднейшие разорялись, зажиточные обзаводились мануфактурами и наемной силой. Первой открылась мануфактура мещанина Василия Чернышева. У него было 13 ткацких станов и пятнадцать наемных рабочих. Лишь за первую половину 1812 года, до нашествия французов Чернышев продал 700 аршин шелковой материи.
В. И. Ленин, приводя данные из «Сборника статистических сведений по Московской губернии» в своем труде «Развитие капитализма в России» писал:
«…Большое подмосковное село Черкизово представляет, по словам местных жителей, одну большую фабрику и является в буквальном смысле этого слова продолжением Москвы… Тут же рядом, за Семеновской заставой… ютится опять-таки множество разнообразных фабрик… На недалеком же расстоянии отсюда мы видим село Измайлово со своими ткацкими заведениями и огромной Измайловской мануфактурой» [69] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 3, с. 455.
.
Родоначальницей «огромной Измайловской мануфактуры» стала фабрика купца Ивана Курдюмова, открывшаяся в селе Измайлове в 30-х годах прошлого столетия. В 1847 году Курдюмов продал ее Мертваго, а тот в свою очередь Евдокимову. И наконец, в 1851 году она надолго попала в руки англичанина Ричарда Гилля. Предприимчивый иностранец широко развернул дело, привез из Англии 435 ткацких станов, 35 тысяч веретен и даже паровую машину. Фабрика стала выпускать 40 тысяч пудов пряжи и более ста тысяч кусков миткаля в год. Работало на ней уже около восьмисот человек.
Село росло, ткачи обитали в тесных одноэтажных избах и пристроенных к ним каморках. Потом для рабочих построили общежитие-казарму, где условия жизни были еще тяжелее, ибо из-за тесноты в одной комнате ютились сразу несколько семей. Недаром с начала 60-х годов здесь начались революционные выступления рабочих, игравшие значительную роль в борьбе московского пролетариата за свои права. После 1861 года рабочие руки стали еще дешевле. Задавленные непосильными податями и выкупными платежами крестьяне начали искать заработок в городах — на фабриках и заводах. Предприниматели все снижали расценки, действуя каждый по своему усмотрению. Гилль, например, ввел на фабрике свои правила внутреннего распорядка, по которым рабочие «должны быть верными, послушными и почтительными к хозяину и его семье; стараться добрыми поступками и поведением сохранять тишину и согласие» [70] Кругликов В. Измайлово. Моск. раб., 1959.
.
Жестокая эксплуатация рабочих вызвала стихийные беспорядки, а потом и организованное сопротивление, протесты, стачки. По всей России прогремела речь на царском суде 9 марта 1877 года ткача-революционера Петра Алексеева, которую он закончил словами:
«Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!» [71] Каржанский Н. С. Московский ткач Петр Алексеев. М., 1954.
На Измайловской мануфактуре в 1879 году произошло сразу три стачки подряд, и Гилль вынужден был пойти на уступки рабочим. Но когда в следующем, 1880 году произошла четвертая стачка, Гилль уволил 600 ткачей. Положение рабочих все ухудшалось, волнения росли, что должны были признать даже жандармы.
Так ротмистр Иванов в секретном донесении докладывал в 1884 году начальнику жандармского управления:
«…Прежнее, так сказать, семейное, патриархальное отношение между хозяевами и рабочими исчезло и заменилось порядками, основанными на формальных договорах и условиях, устанавливающих число рабочих часов в неделю, размер заработной платы, штрафы за прогулы и порчу товара, право хозяина удалять работника из заведения и право рабочего отказываться от работы. Однако положение рабочих от этого не улучшилось. Рабочие не считают себя обязанными сочувствовать хозяевам в их тяжелых обстоятельствах, проистекающих от местных или общих причин застоя в оборотах торговых, а хозяева перестали считать себя… обязанными заботиться о нуждах их; вследствие этого фабричные рабочие живут все вместе, без разделения полов, чего прежде не бывало, и незаконное сожительство между ними сделалось явлением обычным, никого даже не удивляющим; помещения рабочих тесны, сыры, холодны и чужды всяких гигиенических условий. Фабричные конторы с бездушною, сухой формальностью взыскивают штрафы за прогулы даже одного часа; фабричные лавки, которые прежде торговали с соблюдением интересов рабочих, т. е. не рассчитывали на барыши, теперь продают необходимые рабочим продукты по высоким ценам, отчего месячная заработная плата если не целиком поступает обратно на фабрику, то большею частью…» [72] Рабочее движение в России в XIX веке. М., 1952. Т. 2, ч. 2.
Читать дальше