Франтишек Кубка - Избранное

Пан Гинек из Жеберка послушал хвастливые речи арагонских идальго и в следующую ночь бежал из Монпелье вслед за посольством, которое направлялось в Сарагосу. В Арагонии пан Гинек попал в отряд, который был под командой сеньора Лафуэ́нте-и-Каспе́. В этом отряде было несколько дворян арагонских, пятеро юных кастильцев и примерно сотня всадников из Эстремадуры — люди без дома и семьи, но зато великой дерзости, что натачивает меч и удлиняет копье.

Сеньор Лафуэнте поклялся, что будет на свой страх и риск воевать против мавров — псов и язычников, день за днем выкорчевывая их королевство, загородившееся горами и построившее свое разбойничье гнездо в Гранаде.

Сеньор Лафуэнте обещал богу и своему королю, что, проехав горы Сьерра-Морена, пересечет границы Валенсии и Андалузии, будет совершать набеги на мавританские земли и с гор и с моря, не даст ни минуты покоя гранадскому мулею и его лучникам, будет сжигать школы, дворцы и библиотеки, разграбит сокровищницы султана и подорвет веру мавров в то, что их господство в Испании вечно. Сеньор Лафуэнте воевал как одинокий мститель, ибо у него с маврами были давние личные счеты: когда-то давным-давно его род наполовину был истреблен султаном Магометом из племени Насера.

Гинек из Жеберка присоединился к отряду Лафуэнте. Он быстро свыкся со своей ролью арагонского мстителя. Он видел в маврах своего кровного врага, и гнев его против неверных пылал так ярко, что воспламенял и старых бойцов. Юный Гинек начал думать на языке арагонцев. Его родным домом стала Сарагоса, его сюзереном — его величество король Арагонский. Когда в пожаре гибли мавританские города за Сьеррой, он чувствовал себя счастливей, чем при взгляде в девичьи глаза. Видя, как течет мавританская кровь, он будто присутствовал при богослужении. Это был юный рыцарь твердых нравов — и неистовством превосходивший все, что сеньору Лафуэнте довелось видеть до сей поры в своем храбром отряде, с которым он ездил по стране уже восемь лет.

Незадолго до того, как совсем ослепший король Ян пал на французской земле у ветряной мельницы в битве при Креси, отряд сеньора Лафуэнте проник в самоё Гранаду.

Султан Юсуф в ту пору отстраивал свой город заново. Со всех сторон он воздвиг прочные крепостные стены с башнями, построил дворец на ржавых почвах, некогда бывших под виноградниками, и нарек его Красным дворцом, или Альгамброй, он устраивал на площадях турниры по христианскому образцу, а себя окружил такой роскошью, золотом, драгоценностями и коврами, что его подданным стало казаться, будто небеса пророка спустились на землю, чтобы потешить мулея и его жен.

Всадники отряда Лафуэнте ворвались в город с севера в ночное время. Перебили стражу, подпалили малый базар и проникли в мечеть у Подковообразных ворот. В мечети они напачкали, священные надписи на стенах заплевали, ковры оросили кровью мавританских священнослужителей, а потом, убивши муэдзина, с минарета взывавшего о помощи, подожгли храм, хохоча и ругаясь.

Город пришел в нехорошее движение. С минаретов понесся крик, султаново войско проснулось и заняло позиции на стенах, ворота мгновенно закрылись, и с бешеным ревом двинулись мавры на рыцарей и всадников Лафуэнте. Запели в ночи стрелы, выпускаемые из луков, и казалось, будто то звонят колокола с высокими плачущими голосами, кривые сабли как молнии сверкали в извилистых улочках, над белыми стенами, в проездах ворот, на площадях и в садах, река Дарро вскипела, вот уже убит сеньор Лафуэнте у Подковообразных ворот, а с ним двадцать рыцарей и всадников. Сдержали они свою клятву до самой смерти не давать покоя мавританским собакам. А теперь эти собаки стояли победно над их трупами, и их ликующий вопль был подобен лаю.

Лишь пяти всадникам и одному-единственному рыцарю удалось уйти. Остальные были схвачены, связаны и брошены в подземный каземат в стенах гранадской крепости. Там, по приказу самого султана, который так карал за осквернение святыни и убийство храмовых служителей, оскоплены. Каленым железом прижгли им кровавые раны и приложили коровий навоз, чтобы лучше заживало… Так лишились эти идальго своего мужского достоинства, по обычаю мусульман, которые более всего в жизни ценят оплодотворяющую силу.

Пан Гинек из Жеберка, бывший среди пленников, лежал одним из последних в длинном ряду, когда при свете факелов в подземелье гранадского каземата начала производиться эта ужасная операция. Рев тех, кому нож впивался в тело, был намного страшней плача во время избиения Иродом вифлеемских младенцев. Но черные ироды не знали пощады. Неспешно и будто выполняя священный обряд, терзали они захваченных в плен христиан. Когда очередь дошла до пана Гинека, в подземелье сквозь стоны мучимых проник голос муэдзина, призывающий на молитву. И, оставив работу, мавры уселись на коврики и молились. В эту минуту пан Гинек начал медленно ползти вдоль голов оскопленных пленников и потихоньку втиснулся между двумя, лежавшими без чувств. Он прикрыл свое лоно кровавым платком, об который мучители вытирали руки и бросили на полу; удивительное дело — даже здесь, в подземелье, он был украшен цветными каменьями, образующими сложные узоры. Гинек лег и замер. Закрыл глаза и старался не дышать.