Франтишек Кубка - Избранное

Бьянка содрогнулась с головы до пят. Холод, мурашками пробежавший по ее коже, был подобен прикосновению руки господина. Она принесла свои извинения гостю за то, что не может продолжать разговор: ее старший сынок заболел и ей надо пребывать у его постели.

За столом Петрарка в присутствии пана Ольдржиха был покоен, весел и говорлив, и пани Бьянка смеялась немало его рассказам о Фландрии и Брабанте, где гость любил общаться с простыми селянами и богатыми кружевниками, большими любителями поесть и выпить.

Пребывание Петрарки в доме пана Ольдржиха было не столь уж продолжительным, но Бьянке оно казалось бесконечным. Всякий раз, увидев поэта, она краснела от корней волос до выреза платья. Ее единственной заботой было не остаться с ним наедине, потому что в ту же минуту гость неузнаваемо менялся, его взгляд становился ускользающим, потом молящим, то загадочным, то более красноречивым, чем признание. Потому она звала своего младшего сына и была рада, что он поминутно прерывал их разговор. Если он во время рассказа гостя задавал ей какой-нибудь детский вопрос, она отвечала на него поцелуем. А потом она вдруг заметила, что Петрарка глядит на нее так, будто поцелуи, данные ребенку, предназначены собственно ему.

Потому решилась она прямо спуститься во львиный ров и пригласила гостя выехать с нею верхом за ворота города. Она хочет показать ему Прагу с южных холмов, где в лесах стоит кундратицкий летний дворец.

Без провожатых, Петрарка и Бьянка оставили за собой ворота города после полудня. Они молча ехали полями, где созревали хлеба, а высоко в небе висели жаворонки. Пастухи дремали возле стад овечек, ветряные мельницы стояли недвижно, опустив крылья, лес был уже недалек, и от него на поля тянуло запахом смолы и прохладой. Внезапно Бьянка повернула коня, и Петрарка, вовсе дурной наездник, остановил своего так, что морды лошадей столкнулись. Кони заржали и вздрогнули, и брызги белой пены окропили узду.

— Вот он! — промолвила Бьянка, указывая Петрарке на город вдали.

За холмами, залитыми лучами полуденного солнца, за лугами, бедными деревеньками с домами, крытыми соломой, за ветряными мельницами, пастухами и овечками, за монументальными строениями Вышеграда, окруженный седыми стенами, лежал город. Его башни купались в красноватом сиянии, крыши были серые и резко врезались в горизонт, над которым в невиданной на свете красоте раскинулся град Карла с храмом Сватовитским, но башня храма, еще не достроенная и в лесах, имела форму усеченного конуса. И все-таки зрелище этого града и храма в виде хоть и незавершенном, и зрелище города с такого расстояния было столь покоряюще, что в глазах Петрарки вспыхнул огонь восхищения почти священного.

— Я люблю этот город… — промолвила Бьянка.

И в такую минуту Петрарка сделал один из своих обычных жестов, поражавших воображение дам во всем мире:

— А я люблю вас… А этот город, может быть, лишь потому, что в нем живете вы…

— Вам нельзя было так говорить, сударь! — ответила женщина. В ту минуту она была обольстительно прекрасна в своей длинной пурпурной юбке, в кружевах вокруг ворота и на корсаже шафранного цвета, в остроугольной шляпе, с которой на спину наездницы спускалась белая вуаль. Лицо ее при этом горело, как у юной девушки этого края, которой иностранец прошептал на ухо непристойность. Глаза ее помрачнели, и на ресницах повисли две маленькие, но отчетливо видные слезинки.

— Здесь, в этом краю, с любовью не шутят, сударь, — сказала она затем и пришпорила лошадь.

Молча ехали женщина и поэт обратно в город, не остановившись на отдых в лесу, не полюбовавшись королевским летним замком.

Когда пан Ольдржих из Врата вошел в опочивальню своей жены, Бьянка не спала, и первые ее слова были:

— Если ты любишь женщину, которую взял ты не силой, но которая по своей воле последовала за тобой в эту страну и родила тебе потом двух сыновей, обратись к мессеру Петрарке с просьбой обходить наш дом стороной.

Пан Ольдржих не стал допытываться причины. Он поцеловал пани Бьянку в уста и пожелал ей приятных снов. Это было счастье для него и его детей. Выдай он хоть словом, что чует опасность и не намерен преграждать ей путь, пани Бьянка оставила бы дом. Но она не сделала этого, потому что пан Ольдржих из Врата был муж мудрый и осмотрительный и к тому же разбирался в женщинах.

Все случилось так, как она пожелала.

Франческо Петрарка прислал пани Бьянке на прощание сонет. Он источал чувства и потому был лишен их. Эпизод был исчерпан. Поэты часто бывают жестоки. Служа видениям своей фантазии, они ступают по живым сердцам.