Франтишек Кубка - Избранное

Когда же попал я в нежные руки Пьера Роже {271} 271 Пьер Роже — Пьер Розьер (см. примеч. 256). , аббата Феканского, мужа выдающейся учености и благочестия, началась борьба за мою душу между небом и землей. Небесами были церковь, вера, благочестие, землей — мое юное стремление к владычеству, боевой дух, любовь к роскоши. Проявлений власти, боевого духа и роскоши было вокруг меня сколько угодно, истинно благочестивым был только мой учитель Пьер Роже. Позднее он стал папой, а я императором. Мы оба достигли тех вершин, к коим стремились. Мечты иногда сбываются.

Бланку спрятали в местах для меня недоступных. Ее жизнь проходила на женской половине мрачного парижского замка. Я видел ее лишь урывками во время пиров, торжеств и в церкви, когда королевский двор на виду у всего народа шел в церковь молиться и меня сажали рядом с Бланкой. Мы с ней даже особенно и не разговаривали. Ее взгляд был по-прежнему ясен и полон достоинства, а походка легка и благородна. Только однажды она сделала мне замечание. И в точности то же, как некогда Блаженка в Кршивоклатском замке:

— Не горбься, Шарль!

Я помню точно, как я скривил рот и сел выпрямившись. Но на Бланку я уже в течение всей службы не взглянул. Когда мы поднимались со скамеечек для коленопреклонения, Бланка улыбнулась мне так прелестно, что я поцеловал ей ручку, увязался за ней и сел в ее карету, приказав камеристке пересесть на козлы. За это мне позднее было сделано внушение, на что я возразил, что могу же я со своей супругой проехаться вместе из церкви.

Аббат Пьер преподавал мне закон божий и историю папства. Господин Рене де Мильфлёр приобщал меня к тайнам военного искусства. При этом я читал подряд всех французских поэтов той поры и самые разнообразные хроники. Бланку я не видел. Пока не случился парадный прием в честь савойского посольства. Во время угощения, когда она помыла руки и слуга с сосудом для омовения подошел ко мне, она, смеясь, плеснула мне водой в лицо и тотчас отвернулась как ни в чем не бывало. Потом она взяла большое желтое яблоко. Откусила от него, а остальное с серьезной миной подала мне. И это райское выражение симпатии было для меня огромной радостью.

И снова потянулись дни, недели и месяцы. Бланки не было ни на пирах, ни во время турниров, ни на церковной службе. Говорили, что она болеет. Это была девушка хрупкого сложения, и ее белоснежная кожа была продернута голубыми жилками на висках и под глазами. Я подумал, что будущая королева будет очень нежна телом…

Потом я увидел ее, когда она ехала верхом по ослепительной летней аллее. В ту пору место господина из Мильфлёра заступил при мне господин Ланселот из Невера, фламандский рыцарь. Он не отличался строгостью нравов и с удовольствием рассказывал мне о женщинах. А меня разбирало любопытство.

Тот раз наездница до того мне понравилась, что я охотнее всего поехал бы за ней и никогда бы уже с ней не разлучался. Господин де Невер громко хохотал и назвал меня ухажером за собственной женой.

Теперь мне снились сны о Бланке. В самом длинном я видел, как она сходит с коня, а я подставляю ладонь под ее маленькую туфлю.

Потом настал день, когда мой отец приказал, чтобы нас с Бланкой доставили в Люксембург. Но ехали мы порознь. Нам было по четырнадцать лет. Она была робкой девочкой, а я — диким мальчишкой с преждевременно пробившимися усами. В Люксембурге наше воспитание было доверено трирскому архиепископу Балдуину {272} 272 Балдуин Люксембургский (1285—1354) — трирский архиепископ (1308—1354), имперский курфюрст; брат Яна Люксембургского, политический советник своего племянника — чешского кронпринца, а затем короля чешского и германского Карла I. . На самом же деле никто о нас не заботился. Мы жили в разных частях замка и виделись только во время ужина, за которым председательствовала старенькая тетушка Балдуина, люксембургская прародительница швабской крови. Мне из Чехии прислали моего бывшего пажа Зденека. Теперь он называл себя рыцарь Зденек Рулик. И он любил меня по-прежнему. Я был счастлив и на какое-то время забыл про Бланку. Я был поглощен Зденеком. Но говорить нам приходилось по-немецки, потому что по-чешски я разучился. Когда он рассказал мне, что Блаженка после моего отъезда долго плакала, я выслушал сие сообщение без сердечного трепета.

В конце концов я свою жену, с ее согласия, умыкнул из Люксембурга в замок Дурбуи. Зденек мне помогал. Он признавал мое священное право. Архиепископ Балдуин был осведомлен о моем поступке курьером, тотчас отправленным к нему в Трир. Волей-неволей ему пришлось одобрить случившееся и разрешить нам, Бланке и мне, с того дня быть вместе днем и ночью.