Сергей Чефранов - Персональная политическая история

Когда в обществе дискутируется вопрос о легитимности употребления наркотиков или проституции, о раздаче нуждающимся слабых наркотиков или об открытии публичных домов, принято оправдывать это интересами общества, жаждущего мира в самом себе, и называть это мерами профилактики недугов общества. На самом же деле происходит следующее: общество, виновное в наркомании и проституции, оправдывает себя, создавая два искусственных (новых) права. Право одних медленно убивать себя и право других обеспечивать им эту медленную смерть. Таким образом в общественном сознании даже смерть, скрытая за портьерами языка, становится общественным благом и общество начинает служить ей. И это тоже происходит в рамках естественного процесса, в результате которого человечество превратится в нечто единое, как колония дрожжевых грибков. Возникает даже концепция социально-этичного маркетинга, «суть которого в том, чтобы обойти стороной проблемы возможных конфликтов между потребностями покупателя и его длительным благосостоянием» (Ф. Котлер. Основы маркетинга) Это и многое другое делает зависимость человека от общества состоянием весьма и весьма приятным, притягательным и мало кого удручающим. Что ж, если доверять Ключевскому, и крепостное право, со временем ставшее регрессивным фактором развития русского общества, в большинстве случаев начиналось с добровольного перехода крестьян под защиту помещика от государства и других помещиков.

И мы вправе как обычно спросить себя, что есть Бог? Возможно ли ответить на этот вопрос так, как требует того ожидание заполненного людьми стадиона и не оскорбить при этом самого Бога? Как сказал Монтень: «Человек крайне неразумен: он не в состоянии создать клеща, а между тем десятками создает богов».

Не оставить ли в прошлом бесплодные попытки создать портрет отсутствующей натуры и не попытаться ли лучше определить непонятным словом, нуждающимся в расшифровке, другое непонятное – явление, прочувствованное многими и способное даже, если использовать метод от противного, выразиться в статистических данных распространяющихся по Земле признаках и последствиях натурального в человеке?

Я полагаю, что для человека, ушедшего с площади (или со стадиона) Бог определен. Бог есть то, что дает возможность, дает знание и силу вырваться из плена Природы, может быть, вернуться несколько к ее истокам, но свернуть с уготованного ею пути в беспощадное к свободной личности будущее человечества. Человек – вот место обитания Бога и нет Бога иного, кроме Бога Индивидуального.

Хотя, безусловно, религиозный взгляд на историю людей, отличный от взгляда сквозь призму экономических или социальных идей, по своему интересен и открывает в людях нечто, чего иначе не увидеть.

Свободный человек уходит с площади, но вряд ли он направляется к другому свободному человеку и, скорее всего, в освобождении нет ничего общего со Спасением. На том уровне сознания, на котором возможно освобождение, Спасение, как его понимает основательная часть общества и не понимает остальная часть, придавая или нет ему значение или даже насмехаясь над ним, не существует не только как событие, но даже как термин для умозрительных конструкций. В нем нет нужды. Разве удавалось спастись от жизни, хотя бы и в потусторонней, кому-нибудь из живущих? Но жить можно освобождаясь…

Оказывается возможным провести луч, начиная с ребенка, окунающего локти в тарелку с супом, через общество несовершенное и пока еще часто противоречащее своему поводырю-природе, через общество совершенное с точки зрения «супер-гражданина-лидера», через общество – колонию дрожжевых грибков, и этот луч упрется в мысль, изложенную выше, застывшую на губах классического отшельника.

Слабые проблески этой мысли заметны в заявлениях, что Христианскому Богу, якобы, более мил тот, кто более грешен, поскольку его раскаянье служит большим доказательством сути и существования Спасителя. Но если говорить о Боге не христианском, а о Боге Индивидуальном, не о Спасителе, а об Освободителе, то наиболее ценным для него человеком (жилищем) является грешник вообще не склонный к раскаянью. Пытаясь определить личные качества этого грешника, не склонного к раскаянью, необходимо заметить следующее:

Христианская Церковь и светское общество во все времена проявляли способность и обыкновение понимать, объяснять и прощать такие поступки своих членов, как ложь, кражу, насилие вплоть до убийства и т. п., но никогда не прощали и не прощают ереси. Полагая Свободного человека нецерковным и несветским мы узнаем, что он – этот грешник, не склонный к раскаянью, любезный Богу Индивидуальному, наоборот, приветствует ересь, но не прощает лжи, кражи, насилия и остального вышеупомянутого. Свободный Человек способен только боречь и создавать, а разрушает он только иллюзии.