Вера Мосова: Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

Парень всё не отпускал верёвку, и так шли они рядом: она – смущенно потупив глаза, он – весело поглядывая на неё. Странно, что парень был ей незнаком, хотя многих в посёлке Нюра знала. Он позвал Василку на свои сани, чтоб девушкам было удобнее кататься. Стали скатываться по двое в каждых санях. Тут и познакомились. Незнакомец представился Алексеем. Он сказал, что его санки сильнее катят, и позвал Нюру прокатиться с ним. С замиранием сердца садилась она перед ним, а когда новый знакомец обхватил её за талию, раскраснелась от приятного смущения.

Домой она возвращалась совершенно счастливая. Удовольствие от праздника в этот раз приправилось еще каким-то непонятным чувством. Тут было и радостное предвкушение, и лёгкое томление, и будоражащее ожидание перемен. Вечером Нюра долго не могла заснуть, всё виделись ей озорные глаза Алексея и его улыбка, добрая и слегка загадочная. Она ничего о нём не знала, но уже с нетерпением ждала новой встречи. Вот Великий пост закончится, а там и Пасха, гулянья да игрища, где, она была уверена, снова повстречается с этим парнем. Она носила в себе свою радость, лелеяла её и светилась изнутри. Только слепой мог не заметить этих перемен в ней да разве что Лукерья, по-прежнему живущая в кандалах своего горя.

Иван стал часто отлучаться из дому, чтоб не видеть мрачного лица жены, которая часами простаивала на коленях перед иконами. А потом и вовсе решил наняться на завод коновозчиком на время, пока санный путь не растаял. Отец был недоволен таким его решением. Зимой, свободные от полевых работ, они обычно вместе шорничали. Их упряжь отличалась своей добротностью и слыла в округе лучшей. Но сейчас все заказы были изготовлены, и Прохор протестовать не стал. Решил Иван поработать на завод, пусть поработает. А тот запрягал утром Буянку и уезжал в леса к углежогам. Возил древесный уголь для заводских печей. Однажды взял с собой Василку, уж больно тот его упрашивал, да и приобщать мальца к работе надо.

Вернувшись из лесу, меньшой братец всё хитро посматривал на Нюру, а потом улучил момент и шепнул:

– Поклон тебе привёз от Алёшки, передать просил, что скучает.

– Вот ещё! – вспыхнула Нюра. – Чего выдумываешь!

– Ничего я не выдумываю, – обиделся Василко, – в лесу он, на Горевском, углежогом работает.

Сестра сделала вид, что эта новость ей совершенно неинтересна и скрылась за печью, гремя деревянной посудой, на самом же деле, просто поспешила спрятать от братца пылающее лицо и унять бешеный стук своего сердца.

– А девка-то у нас заневестилась, – сказал однажды Прохор жене, – пора бы и замуж выдавать. А там и Марьин черёд подойдёт. Есть тут у меня на примете один женишок, сын купца Никитина, хорошо бы как-то сладить это дело. Сговориться бы сейчас, а по осени и свадьбу сыграть можно.

– Эвон как ты замахнулся! Никитин теперь больше в Тагильском заводе торгует, у него и связи там, – откликнулась Анфиса Игнатьевна.– Да он в нашу сторону и не посмотрит. Не рóвня мы ему.

– Так и мы не лыком шиты! Не последние люди в заводе! Хозяйство у нас крепкое, постоялый двор хороший доход даёт, да и пошорничали мы с Иваном за зиму неплохо, так что приданое дочери справим знатное, – попытался возразить Прохор Степанович.

– Нет, Проша, не выйдет. Ходят слухи, что он сынка своего к какому-то тагильскому купцу в зятья прочит, – спокойно возразила ему жена. – Нам бы кого попроще, чтоб сильно нос не задирали. Может, из заводских кого.

– Голытьбу-то тоже не хочется. Надо отдать девку в добрую семью, в крепкую, чтоб горя не мыкала, сытно жила.

– А помнишь, надысь 3 3 Нады́сь – на днях, недавно (устар.) постоялец был, из тагильских, чернявенький такой, на тройке? В Верхнетуринский завод направлялся. Он уже не впервой останавливается, всё с Нюры глаз не сводит. Небось, на обратном пути опять заедет. Присмотрелся бы ты к нему да поспрошал, чьих он будет, куда ездит, чем занимается. Может, холостой окажется. Чем чёрт не шутит… Только вот думаю, опять нервня. На тройках разъезжает!

Маруся, случайно услыхавшая этот разговор, передала его сестре. Нюра нахмурилась:

– Не нравится мне этот постоялец, больно уж у него глазки масляные. «Ах, Анна, позвольте Вашу ручку поцеловать! Ах, Анна, Вы разбили мне сердце! Ах, я умру, если Вы не улыбнётесь!», – передразнила она молодого человека.

– А вдруг он в тебя влюбился? – не унималась сестра.

– Да я уверена, что он влюбляется во всех и всегда. Ветреник он! – убедительно сказала Нюра. – Не отдаст меня тятенька за него!