Патрик Рамбо - Битва

— Черт возьми! Память об Италии! Когда-то эти часы принадлежали одному из прелатов Ватикана! Сделаны целиком из золота и позолоченного серебра! Я так и знал, что рано или поздно они подведут меня... Не стойте, как столб, Лежон. Присядьте, переведите дух. Вы должны были быть покойником, однако этого не случилось, а посему дышите полной грудью...

Пока полковник отряхивал с мундира пыль, Массена продолжал:

— Если мы выберемся из этой переделки, я закажу вам мой портрет, но не парадный, а в бою. Что скажете? Например, с лемехом в руках разносящим в пух и прах свору австрийцев! Внизу можно было бы написать «Массена во время битвы». Представляете, какой эффект произвела бы такая картина? Никто не осмелился бы повесить ее на стену! Правда никому не нравится, Лежон.

Ядро с грохотом снесло часть кровли с дома, перед которым они отдыхали, и Массена поднялся со скамьи.

— А вот и она, реальность жизни! Я смотрю, эти собаки вознамерились похоронить нас под грудой щебня!

В деревню со стороны равнины галопом влетел всадник. Перед церковью он сдержал лошадь, перекинулся парой слов с унтер-офицером и, увидев Массену, направился прямо к нему. Это был Перигор, как всегда лощеный, в безупречно чистом мундире.

— Как вы пробрались в Асперн? — удивленно спросил Массена.

— Господин герцог! — Перигор протянул маршалу пакет. — Письмо от императора.

— Я не совсем понимаю, чего от меня хочет его величество... — Массена прочитал послание и посмотрел на клонящееся к горизонту солнце.

Адъютанты Бертье вполголоса переговаривались между собой:

— Вы ранены, Эдмон? — спросил Лежон.

— Бог мой, нет!

— Но вы хромаете.

— Просто слуга не успел разносить мои сапоги, и они мне ужасно жмут. А по вашим панталонам, друг мой, должна как следует пройтись щетка!

Разговор друзей прервал Массена:

— Господин Перигор, сдается мне, что вам не пришлось пробираться через боевые порядки австрийцев.

— Небольшой клочок земли, что примыкает к деревне с этой стороны, был ничейный, господин герцог. Я видел там только батальон наших волонтеров из Вены.

— Мы могли бы отвести туда войска на ночь, чтобы окончательно не потерять дивизию Молитора...

— Там полно живых изгородей, лощин, куп деревьев. В общем, есть, где укрыться...

— Отлично, Перигор, превосходно. От вашего зоркого взгляда ничего не скроется.

Массена потребовал лошадь.

Один из берейторов тут же исполнил его приказание. Маршал попробовал вскочить в седло, но правое стремя оказалось чересчур высоко, поэтому он сел в седло боком, закинул ногу на холку лошади и позвал берейтора поправить сбрую. Но не успел тот отпустить ремни, как шальное ядро снесло ему голову, а вместе с ней и стремя. Лошадь шарахнулась в сторону, и Массена свалился на руки Лежону.

— Господин герцог! С вами все в порядке?

— Коня мне! — рявкнул в ответ Массена.

Ланн, д’Эспань, Ласалль и Бессьер лично возглавляли атаки своих кавалеристов. Их задача сводилась к одному: врубиться в центр австрийских боевых порядков, прорвать их, отсечь от флангов, чтобы ослабить огневое давление на Асперн и Эсслинг, и захватить пушки. Файоль не имел общего представления о ходе сражения. В пылу боя он действовал, как заведенная кукла, ничего не боялся и ничего не хотел: ни остановиться, ни продолжать. Он превратился в марионетку и реагировал только на сигналы трубы и боевые кличи. Подобно всем, он вопил, рубил, уклонялся от ударов, снова колол и сносил головы.

Кирасиры захватили австрийскую батарею и, перебив артиллеристов, торопливо цепляли захваченные пушки к уцелевшим упряжным лошадям. Операцией командовал сам д’Эспань. Конь генерала фыркал, мотал головой, и с его губ, растянутых удилами, во все стороны летели клочья белой пены. Цепляя упряжь к лафету орудия, Файоль краем глаза наблюдал за командиром: серый от пыли, тот как влитой сидел в седле, но его отстраненный взгляд совершенно не вязался с короткими и точными приказами. Он отдавал их, скорее по привычке, чем осознанно. Кирасир знал, что мучило генерала: тот не мог отделаться от дурных предчувствий. Ну и дела! Неужели герой Гогенлиндена [79] Гогенлинден — деревня неподалеку от Мюнхена, в окрестностях которой 3 декабря 1800 г. произошло сражение между французской и австрийской армиями. , еще в те годы открывший дорогу на Вену, несмотря на мороз и метель, боится призраков? Файоль хорошо помнил странную историю в замке Байройт — ему довелось быть ее свидетелем, — когда генерал д’Эспань потерпел поражение в стычке с призраком, но что это было на самом деле? Галлюцинация? Следствие усталости? Приступ лихорадки? Сам Файоль не видел призрака. Надо же — Белая Дама Габсбургов! В его родной деревне непослушных мальчишек тоже пугали привидениями, что бродили ночами вокруг придорожных крестов и на кладбищах, но он никогда в них не верил.