Михаил Калашников - Обрывки памяти. Рассказы о войне

Вскоре из дома появился старшина. Торопливо подойдя к Грише, он в полголоса забубнил ему:

– Ох, Гришка, и вляпались мы с тобой! Помнишь того мотоциклиста, что нас обгонял? Он тут оказывается, мотоцикл, наверное, за дом укатил. Старлей из СМЕРШа! Приехал к хозяину насчет бандеровцев допрос учинять. Я только на порог, а он сразу: доклад по форме, да зачем здесь, да куда направляешься? Меня ажник в пот кинуло. Сказал, чтоб погулял я, а потом к нему опять на беседу.

– А на машине кто?

– Я так понял – корреспонденты. Один важный, капитан, видать из самой столицы. Не спроста ж ему в штабе дивизии машину выделили с шофером, да в нагрузку еще какого-то штабиста сунули, фронтовую газету на передовую везет. Из разговора ихнего понял. Сам с особистом толкую, а сам на ус мотаю, чего они там совещаются.

– От того-то у тебя, Маркелыч, и усы такие знатные, что ты привык на них все в подряд наматывать.

– Опять за старое, Гришка? Учти, я своего сына до самой армии порол! Дождешься у меня! Тихо… идут.

На крыльцо вышли один за другим старлей из СМЕРШа; полноватый капитан; ответственный за распространение фронтовой газеты штабист с пустыми погонами и шофер в звании ефрейтора. Позади них торопливо и суетясь, шаркал ногами полуседой старик, видимо хозяин дома. При появлении офицеров Гриша со старшиной оправили форму и вытянулись. Глаз у Маркелыча на людей действительно был наметан. Несмотря на молодость в особисте читалась уверенность в себе. Она была и в квадратных, словно вырубленных из камня, скулах, в строгих, стального цвета глазах, крутой, окантованной шее. Капитан, если уж был и не из самой Москвы, но явно из далекого тылового города, где водился дорогой одеколон (которым от него несло за версту), сытая жизнь (такую фигуру, как у капитана на фронтовом пайке не выдержишь), и свежая, вчера вынутая из чемодана, отглаженная форма. У штабиста, везшего тираж газеты на фронт, были маленькие стреляющие глазки и густые черные брови, сросшиеся на переносице. Ногти и кончики его пальцев отливали синевой от пропитавших их чернил. Шофер обладал открытым веснушчатым лицом и, наверное, был одного возраста с Гришей.

– Ну, расскажи-ка мне, старшина, – доставая из кармана голубых галифе портсигар, поинтересовался особист, – как тебя угораздило от дороги отбиться?

– Да я и не сбивался, товарищ старший лейтенант. Я по карте глянул, думаю, зачем лишний крюк через тракт давать, дай, думаю, срежу.

– Во-во, и мой шофер то же говорит, – вступил в разговор капитан.

– Что ж, интендантская душа, – не обратив внимания на реплику капитана, продолжил особист, – раз так звезды сложились, что мы здесь все собрались, накорми кашей своей что ли, с утра не ел ничего. Твоя рота с пары мисок не обеднеет. Да вон и корреспонденция видно тоже изголодалась. Как вы думаете, товарищ капитан?

– А что, я с удовольствием бы подкрепился, – оживился румяный капитан.

– Хозяин! – позвал старлей. – Тащи стол на улицу, на свежем воздухе пища лучше усваивается. Ефрейтор! И ты солдат, – посмотрел особист на Гришу, – помогите ему.

Украинец, явно заискивая перед особистом, торопливо зашаркал к дому. Зайдя в помещение, Гриша обнаружил сидящую у стола молодую девушку, в тревоге бередящую пальцами край своего передника и печально уставившуюся в одну точку. Переброшенная через плечо черная коса ее, толщенной в руку, опускалась к поясу. На секунду очарованный красотой и скорбным видом молодой девушки Гриша споткнулся о прошмыгнувшую под ногами кошку, и тихо выругался. Пока шофер и Гриша выносили стол и лавки на улицу, старшина набрал в колодце воды, сполоснул половник и два имеющихся в наличии котелка, надел белый фартук и колпак тем самым, приготовившись к раздаче. Хозяин вынес еще несколько глиняных мисок из дома с хлебом, солью, огурцами и две пустых – для особиста и корреспондента. Все было готово к раздаче, и старшина уже взялся за крышку котла, чтобы, открыть его, выпустив клуб ароматного пара, но особист остановил Маркелыча.

– Погоди, старшина, видно еще гости к нашему огоньку торопятся.

На противоположном склоне показался приближающийся «Студебеккер». Из-за кромки незатянутого в брезент кузова торчали две головы в солдатских пилотках. Затормозив у ворот хутора, водитель выключил двигатель грузовика и, в ту же секунду, с пассажирской стороны выпрыгнул коренастый сержант, и коротко бросив тем, что сидели в кузове какую-то фразу, направился к офицерам. Подойдя на положенную дистанцию, сержант приложил руку к пилотке и доложил: