Анри Коломон - Франсуа и Мальвази. I том

Сначало взялись за трик-трак. Барон д’Обюссон не знал этой игры и решил попробовать, понравится ли? Так и проиграли до поздней ночи, пока не легли спать. Закончилась игра их удачей, долгой и с нарастающим перевесом, только не прозевай когда что подкинуть, а этому очень мешает сонливость, когда притупляется внимание.

Время за игрой летит быстро, на жизни барона бывало часто что начинали вечером, а кончали, когда замечали что начинает светать. Однако назавтра у него были свои планы.

На следующий день барон д’Обюссон и Рено, так же как и вчера после завтрака отправились по городу. Заехали на рынок, поехали по оружейным магазинам., купив несколько шпаг и пистолетов.

Затем заехали на Елисейские поля, на улицу Фур к особняку графа Д’Олона. Ворота были открыты, что позволило им беспрепятственно въехать. Но в прихожей посланному Рено ответили:

– Графа нет дома, он в отъезде.

Тогда они поехали к графу де Гассе. У него дом был намного скромнее, занимающий одну часть двухэтажного здания, да и находился на улице типичного дворянского квартала, не то что у его друга: в двух сотнях туазов от особняка Монморанси.

Не было и двора, подъезд прямо с улицы – типичное для этой улицы.

Только-только экипаж перестал двигаться, а кони своими неподкованными копытами еще цокали по мощеной новым булыжником улице, как швейцар за дверью уже поглядел в оконце.

Граф де Гассе был дома, но при встрече казался заспанным. Барон спросил его об этом.

– О нет, нет! Не вам я обязан своим пробуждением, пойдемте наверх.

После орлеанских похорон они виделись в первый раз. Горячо пожав друг другу руки, приехавшие отдали верхнюю одежду в гардероб и прошли наверх в залу, где и продолжили разговор.

Де Гассе весьма интересовался делами барона, больше всего тяжбой, и ему было рассказано все, что известно, естественно в более радужных красках.

Де Гассе высказал заверение, что когда понадобится его помощь он чем может, тем поможет.

– Может мне сейчас же написать мои показания и отправить в суд?

«Судьи как будто даже и не думали опрашивать свидетелей».

– Лучше я сначало об этом справлюсь у моего нотариуса мэтра Марсена.

– Марсен? – проговорил граф, стараясь надежно запомнить. – Да вы знаете я справлялся об этом де Морне. Личность нелицеприятная, гуляка, его дом вечно полон всякого сброда. И вот что очень интересно: уехал из Жонзака он сразу же, и выбрал окружной путь по морю, будучи таким больным. Он как предчувствовал что около Орлеана ему не нужно проезжать. Как приехал в Париж, сразу же все узнали что на его жизнь покушались, и что находится он сейчас чуть ли не присмерти. Посылал за личным врачом Ришельё-маленького.

– Это все конечно более чем подозрительно, но на свет он какое ему нужно впечатление произвел.

– Господин барон, я вам клянусь, что если мне когда-нибудь придется свидеться с этим крокодилом наша встреча окончится дуэлью!

– Никогда с этим не соглашусь, дорогой граф. Только я имею к нему свои счеты и никому не уступлю свое право свести их с ним! Однако хватит об этом мрачном человеке, он достоин лишь топора и плахи, а не разговоров. Лучше посмотрите что я вам привез из своего захолустья. – сказал барон д’Обюссон, протягивая собеседнику изящный кубок, с очень миниатюрной выделкой.

– О! – просиял де Гассе и как знаток и коллекционер быстро определил. – Кубок короля Карлуша, редкая вещь.

– Извольте ее оставить у себя как подарок.

– О! Господин барон, хоть и принято для приличия отказываться от дорогих подарков, но у меня просто не хватает на это духу.

Еще с Орлеана барон д’Обюссон знал, что граф большой любитель и собиратель кубков, по случаю проишедшим с ним, когда он явился невольно свидетелем скупки де Гассе каких-то бокалов, и уже забыл где это происходило, хотя могло происходить только в Орлеане.

Граф де Гассе красивый и обаятельный вельможа, проводил их на улицу когда они засобирались, до самого кабриолета. Только сейчас д’Обюссон стал различать черты, его сиятельного лица. Еле заметная аккуратная бородка. Молодое холеное лицо носило отпечаток обаятельности и спокойствия. Только теперь оно запомнилось барону и он узнал бы его среди миллиона других. Ранее, горе и траур окутывал ему глаза и он к своему стыду почти забыл своих друзей, так помогших ему там, в Орлеане.

Залезая вовнутрь экипажа услышал восклицание графа:

– О, у вас столько шпаг, зачем они вам?

– Отошлю в Обюссон.