Анатолий Чистяков - Новые легенды царской семьи

Отец пришел в немецкую комендатуру не с пустыми руками. В противном случае Е. К. Беляеву не отправили бы в концлагерь Равенсбрюк, а повесили бы рядом с несовершеннолетними сыновьями.

Знание немецкого языка очень помогало отцу. Но, в конечном счете, его выручали золотые руки. Художник, модельер мужской и детской верхней одежды, скорняк, закройщик, виртуозный портной, до войны он работал ведущим художником-модельером в ленинградском Доме моделей одежды. Отец считался одним из лучших портных в Ленинграде. Его хотели забрать в Москву – обшивать партийных бонз в Кремле. Сославшись на здоровье, он едва отклонил предложение.

К счастью, комендант г. Бромберга оказался хорошим знакомым отца. Они вместе учились – запамятовал – то ли в частной гимназии, то ли в Константиновском артиллерийском училище (напротив нынешнего Технологического института). Потом отец часто подводил меня к парадному входу в училище и вставал на постамент рядом с пушкой…

Комендант, узнав от отца, что моя бабка – стопроцентная немка с известной даже за пределами Европы фамилией, пожелал стать моим крестным. Отец сначала отказал ему, т.к. протестантская вера, в которую пожелал крестить меня комендант, не устраивала отца. Но все же несколько позже я был крещен в эту веру, и вот почему. В одну из первых бомбежек Берлина, по приказу Сталина, еще задолго до окончания войны, у коменданта погибла вся семья. Полковник, аристократ, рыцарь Железного Креста, ровесник отца, имевший в нескольких городах Германии недвижимость и солидные счета в банках, он благодаря дружеской заботе отца не покончил жизнь самоубийством. Став моим крестным, полковник сделал меня своим наследником.

– Деньги идут к деньгам! – как-то, смеясь, сказал мне отец. – Чадо мое ненаглядное, ты родился в сорочке и с золотой эмалевой ложкой. Но при существующем режиме ты получишь от мертвого осла уши.

* * *

После длинного сырого барака с маленькими, едва пропускавшими свет окнами и двухъярусными деревянными голыми нарами, где я в основном лежал, заботливо укутанный Е. К. Беляевой в большой рваный и кусачий шерстяной платок, прислушиваясь к ворчанию в пустом животе и сглатывая слюну, набегавшую от постоянного чувства голода, – съеденный мною кусок хлеба, густо намазанного повидлом, и выпитый стакан горячего чая мгновенно усыпили меня.

Проснулся я в маленькой, жарко натопленной комнате – рабочем кабинете отца. Он находился в недавно открытом ателье по пошиву и ремонту офицерского обмундирования. В углу стояло высокое, до потолка, трюмо в резной раме. В зеркале отражался массивный письменный стол с такой же резьбой и аналогичным стулом с высокой спинкой. На столе стояла бронзовая лампа с зеленым матерчатым абажуром. А под лампой сидел плюшевый мишка с поднятой лапой. На лапе у мишки висела плетенная из соломки маленькая корзинка, наполненная тоненькими, остро отточенными мелками.

Совсем рядом зарычала собака. Гулко щелкнули каблуки. Раздалось громко и четко: «Хайль Гитлер!» Я вздрогнул. В ярко освещенный кабинет вошел невысокий щуплый генерал в пенсне и черном мундире с бросающейся в глаза повязкой на рукаве. Сразу же за спиной генерала выросли два рослых широкоплечих офицера в таких же черных мундирах.

– Здравствуйте, господин генерал! – на немецком языке, дрогнувшим, каким-то чужим голосом, ссутулившись и склонив голову, сказал отец.

– У меня двадцать минут свободного времени; давай, Иван, примерю мундир.

Отец проворно стянул со стоящего у окна манекена белейшую, без пылинки, простынь. Затем, быстро обернувшись к столу, со стула с высокой резной спинкой молниеносно сдернул такую же стерильную салфетку. Многочисленные блики вспыхнули на дубовых листьях и аккуратно застегнутых пуговицах мундира, на расшитой тулье и кокарде фуражки.

– Мой Бог, да он волшебник! – взяв фуражку со стула и поправив пенсне, сказал генерал. – Человек не может сшить за двое суток нарядный мундир и фуражку. Признайся, Иван, тебе по ночам помогают гномы?! Мастер такого класса есть только у фюрера. Если ты… – тут генерал как-то странно не то кашлянул, не то чихнул. – Я забрал бы тебя в Берлин, но ты русский. И с твоим «Маленьким Муком», Иван, пока еще не все ясно.

Генерал достал из кармана брюк маленькую плоскую баночку и, постучав по ней пальцами, сказал:

– По труду тебе, Иван, будет и вознаграждение.

Жестом подозвал к себе офицеров, с их помощью полностью надел мундир и стал крутиться у трюмо. Он отходил от зеркала и подходил к нему почти вплотную…