Так, тибетцы считали своими предками самца обезьяны и самку ракшаса (лесного духа), монголы – серого волка и лань, племена тэлэ – волка и хуннского шаньюя, а тюрки – хуннского царевича и волчицу…
Выполняя волю царя зверей, серая волчица соединилась с юношей…
С трудом таскала серая самка раздувшееся брюхо, когда охотники выследили пещеру, пришли в то время, когда она охотилась. Волчица вернулась и не нашла юноши. Пугающий, леденящий душу вой вырвался из ее пасти. Она заметалась в поисках, но никого не нашла.
Только кольцо, кинутое, видно, в самый последний момент, лежало под камнем. А самого юношу охотники утащили в свое селение. Люди опознали исчезнувшего мальчика и убили его…
Уйдя высоко в горы, волчица нашла для себя новое логово. Там она вскоре и родила десятерых мальчиков, выкормила, выходила, поставила их на ноги, отвела в глухое селение за много-много дневных переходов, туда, где никто и ничего не ведал про трагедию великого народа…
Проснулся рано утром старый чабан, вышел он за околицу, протянул руку свою к свету и заморгал, изумленный увиденным.
В траве копошились маленькие детки, все мужского роду, крепкие, красивые. Ни слова не говорят, рычат и по-волчьи вытягивают они шеи.
– Диво дивное! – молвил чабан. – Чудо невиданное…
Позвал старик соседа, вместе стали решать, что им делать с этакой свалившейся с неба оравой ребятишек. Позвали соседку-другую.
– Раздадим детишек по дворам, кому и сколько достанется. Вот и вся проблема… – вместе придумали и порешили люди.
Прошли годы. Выросли дети волчицы. Один брат другого краше. Высокие, стройные. На груди у одного поблескивало золотое колечко на шелковом шнурке. За ним и признавали все братья старшинство.
Знали ли дети, догадывались ли о том, что все они по кругу родные братья? Может быть, и догадывались, может, просто не думали об этом.
Зато все остальные жители звали их волчатами, припоминая, должно быть, что в первое время они вели себя, как настоящие зверята.
Пришло время, и юноши переженились. Девушки за ними стайками бегали. Приходили посмотреть на них и молодки из соседних аулов.
Выбрали они самых красивых и умных дев. Пошли у них дети. А от этих детей пошли другие дети. Много их стало. Жили они все дружно. Один из внуков волчицы по имени Ашин стал во главе их нового рода…
– Тот самый, о котором ты говорил? – встрепенулся княжич Глеб, встряхивая с себя опустившееся на него очарование красивой легенды.
…Неумолимая и неподкупная история свидетельствовала, что среди племен, побежденных тобасцами при покорении ими северного Китая, находились «пятьсот семейств Ашина».
Нет никаких сомнений в том, что «пятьсот семейств» возникли в результате смешения самых разных родов, обитавших в западной части Шэньси, отвоеванной в IV веке у китайцев хуннами и сяньбинцами.
Когда в 439 году тобасцы победили хуннов и присоединили Хэси к империи Вэй, Ашина с этими пятьюстами семействами бежал к жужаням и, поселившись по южной стороне Алтайских гор, добывал железо для злобных жужаней…
– Он самый, путник. С него и пошла наша тюркская династия и весь наш великий род! – подняв указательный палец вверх, закончил старик.
И во всем его облике сквозила гордость за своих великих предков, за их происхождение чуть ли не от самих Богов…
Предвосхищая могущие последовать вопросы, дервиш добавил:
– Дошедшие до наших времен исторические документы повествуют о происхождении не всего народа древних тюрок, а только их правящего клана. Ничего достоверного в данной версии происхождения древних тюрков нет. Видать, тот Ашина был вождем небольшой дружины-орды, состоявшей из отчаянных удальцов, по какой-то причине не ужившихся в многочисленных княжествах хуннов и сяньби…
…Само слово «тюрк» означало «сильный, крепкий».
Вполне возможно, что это было собирательное имя, как, к примеру «казак», что впоследствии превратилось в этническое наименование племенного объединения. Трудно сказать, каким был первоначальный язык этого объединения, но к V веку, когда оно вышло на арену истории, всем его представителям был понятен один межплеменной язык того времени – язык племен сяньби, древнемонгольский.
Это был довольно скудный и однообразный язык жесткой команды, шумного и крикливого базара и нехитрой дипломатии. Именно с этим языком семейства Ашина перешли на северную окраину Гоби.
Само же слово «Ашина» значило «волк».
Читать дальше