Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов

Последние два десятка лет звали его Кумешем за длинные, сплошь покрытые серебром безжалостного времени, а когда-то иссиня-черные волосы. Время неумолимо шло, и с годами он стал забывать, на какое имя отзывался прежде. Те, кто не знал его с самого рождения, давали ему за шестьдесят лет, а то и за все семьдесят. Хотя, на самом деле, он только-только разменял шестой десяток…

– Дождался солнца… – вздохнул старик.

Его сумрачный взгляд вскользь прошелся по двору, по небольшой лачуге, как ласточкино гнездо, отчаянно прилепившейся к отвесной скале и выстроенной из небольших плоских камней, повсюду разбросанных у плоского подножия горы. Низкие темно-серые облака цеплялись за ее вершину, собирались у самого острия в кучу, набирались сил, на глазах превращались в черную грозовую тучу…

– Ничто не радует, все опостылело… – Кумеш загрустил.

Под стать нахмурившейся погоде было и само настроение у аксакала. Горечь и обида теснились в душе сгорбившегося от времени старика. Больно было за свою долгую жизнь, проведенную в тяжких трудах.

Всю свою жизнь Кумеш гнул спину, а к старости себе так ничего толком и не нажил. От зари до зари стучал он кузнечным молотом…

Словно услышав его мысли, сбоку донесся перестук молотка. Сосед его приступал к работе. В их небольшом ауле жили семьи рудокопов, которые добывали в горах железную руду, плавильщиков и кузнецов. Некоторые умельцы совмещали все эти три занятия…

– Пусть Боги помогут тебе! – крикнул аксакал своему соседу.

Чуточку ниже, у плоского подножия горы, прилепилось поселение землепашцев. Чернели клочки старательно обработанной земли.

Сеяли просо и пшеницу. По зеленеющим склонам бродили отары овец. Все без исключения занимались делом. Никто без работы не сидел. Но жили все, хотя и много работали, впроголодь…

А все потому, что когда-то до них добрались дикие племена злых и свирепых кочевников на низкорослых лошадках, покрытых длинной шерстью. Говорили они на непонятном монгольском наречии.

Жужани – так называли они себя – налетели, как ураган, перебили всех, кто только поднял на них оружие, пограбили все, угнали самых красивых женщин и подростков. Через год они вернулись. Но на этот раз никого убивать не стали, а лишь обложили всех непомерной данью.

Злобный и жестокий хан жужаней Тохта, умело подталкиваемый к этому решению своими ленивыми сородичами, сообразил, что намного полезнее и выгоднее будет, если они заставят эти трудолюбивые племена тюрков работать на себя под неусыпным контролем жужаней.

Шли годы, а с ними аппетиты не привыкших трудиться кочевников все росли и росли. Размер налагаемой дани то и дело увеличивался.

Правители жужаней нуждались в больших деньгах. На продукции, произведенной рудокопами, плавильщиками и мастерами-кузнецами из тюрков, построилась вся экономика государства жужаней.

Как насланное Богами с небес страшное проклятие, жужани внезапно налетали и забирали себе все, что им только понравится, что плохо лежит и путается под ногами, сильно блестит и бросается в глаза, сверкает своей молодостью и красотой.

Никто из жителей их небольших поселений, облепивших окрестные горы, не мог понять, откуда взялся народ грабителей и разбойников…

Не ведал того и Кумеш. Откуда мог знать старик, никогда и никуда дальше подножий своих гор не спускавшийся, не ведали и его собратья по несчастью, что происхождение народа жужаней было, мягко сказать, запутанно своеобразно.

Речь могла идти не о происхождении, а о сложении некоего народа. У жужаней, как у народа, не имелось единого корня, единого этноса.

В тяжелые и смутные времена всегда находится много людей, по той или иной причине выбитых из седла и чем-то скомпрометированных. Немало таковых оказалось и в середине IV века.

Все, кто не мог оставаться в ставке тобасского хана или хуннского шаньюя, бежали в степь. Туда же бежали от жестоких господ невольники, из армии – дезертиры, из обедневших деревень – нищие крестьяне.

Общим у них оказалось не происхождение, а сама судьба, обрекшая их на нищенское существование…

Она-то, общая судьба, и властно принуждала их организовываться.

В 50-х годах IV века бывший раб по имени Югюлюй, служивший в коннице сяньби, за совершенный им тяжкий проступок был осужден на смерть. Ему удалось бежать в горы и укрыться там.

Постепенно около него собрались около сотни подобных беглецов, для которых пути возвращения в родные кочевья навечно были отрезаны. Как-то они нашли возможность и договорились с соседними кочевниками и жили, сосуществовали совместно с ними.