Михаил Волконский - Мальтийская цепь

Литта сидел за составлением записки по приказанию Павла о допущении в орден лиц, выдвинувшихся на общественном поприще своими личными заслугами. Таких людей желательно было привлечь в орден, в который до сих пор могли вступать только лица, имевшие за собою определенное число лет дворянства в своем роду.

Литта составлял подобную записку об этом. Он сидел один в своем кабинете. Жены не было дома. Она приходила проститься с ним, веселая, счастливая, и уехала куда-то. Литта сел заниматься.

Он долго писал, согнувшись над своим бюро, потом встал, достал из книжного шкафа книгу и, развернув ее, стал отыскивать цитату, которою хотел подкрепить свои соображения. Книга была Саллюстия, о Югуртинской войне. Граф быстро перелистывал знакомые страницы и наконец нашел XXXV главу. Там Марий говорил, между прочим, про дворян, гордившихся своими предками и искавших в их заслугах свое благородство: «Теперь посмотрите, как они несправедливы: то, что они присваивают себе, благодаря заслугам других, не хотят предоставить мне в силу моих собственных заслуг. И все это потому, что я не имею изображений предков и благородство мое ново. Но не лучше ли заслужить это собственною доблестью, чем запятнать своим поведением благородство, полученное от предков?»

Литта делал эту выписку и вдруг в это время почувствовал, что его «она», любимая им жена приблизилась к нему маленькими шагами своих маленьких ножек, чуть слышно ступавших по ковру. Она приблизилась и смело, как власть имеющая, не обращая внимания на его занятие, охватила его голову и прижалась губами к его волосам.

Граф положил перо и радостно взглянул на жену. Прежде не мог выносить, когда ему мешали во время занятий, и малейший шум раздражал его, а теперь «она» врывалась к нему, и это было только счастьем.

«Она» была его женою… Жена мешала ему. И Литте казалось, что, наоборот, дело мешало ему быть с нею.

— Опять за своею латынью! — проговорила Екатерина Васильевна, садясь на ручку его кресла. — И не надоест тебе?

— Я нашел прекрасную цитату. совсем то, что мне нужно. Послушай!.. — И Литта объяснил жене значение цитаты.

— Да, хорошо, — согласилась она. — Впрочем, мне кажется, что все, что ты делаешь, хорошо.

— Милая, — перебил ее граф, — я знаю только то, что я счастлив, как может быть счастлив человек на земле, да какое на земле!.. Это выше… Посмотри, — вдруг сказал он, показывая на начало первого слова цитаты, — это какая буква?

— N, — ответила графиня.

— А эта? — и он показал на первую букву второго слова.

— v…

— Помнишь, я рассказывал тебе о предсказании — «Nuptiae voluptivae»… «желанный брак»? Ведь оно сбылось.

— Да, это странный старик… — начала было Екатерина Васильевна.

— Нет, вот что странно, — снова перебил граф, — посмотри первые буквы, крайние, с которых начинаются эти строки: q, d, m, p.

— Ну, что ж из этого?

— «Querererus dux — minister primus», — проговорил Литта вторую часть полученного им когда-то предсказания. — «Понадобится вождь — первый министр будешь». Да, я теперь первое лицо в ордене, — задумчиво добавил он.

— Я знаю только одно, — сказала ему жена, — что, кем бы ты ни был, я люблю тебя, и ты — мой, и я никому тебя не отдам.

И она снова крепко обвила шею мужа руками.

Патер Грубер долго еще действовал с успехом в России «к вящей славе Божией». Ему удалось-таки вытеснить митрополита Сестренцевича, и если не занять его место вполне, то, во всяком случае, переехать в его помещение.

Но вот в ночь на 26 марта 1805 года показалось над Петербургом зарево вспыхнувшего на Невском проспекте, в доме католической церкви, пожара. В одном из окон объятого пламенем здания показалась фигура отца Грубера с искаженным от ужаса лицом. Он пытался спастись, но напрасно — пламя и дым отбросили его от окна. Когда пожар кончился, обуглившиеся останки иезуита нашли в тех самых покоях, из которых он вытеснил митрополита Сестренцевича.

Ваше сиятельство (ит., искаж.). (Здесь и далее прим. автора.)

Нищие (ит.).

Разносчики воды (ит.) .

Герцог (ит.).

Скавронская.

Управитель дома (ит.) .

Знаменитая авантюристка графиня де Ламот сообщила парижским ювелирам, что королева Мария Антуанетта желает приобрести у них великолепное бриллиантовое ожерелье, изготовленное ими для Дюбарри, фаворитки Людовика XV. От имени королевы кардинал Роган получил это ожерелье, уплатив всего лишь незначительную часть денег за него. Когда наступил срок платежа за ожерелье, то оказалось, что ни де Ламот, ни Роган не были уполномочены на приобретение ожерелья и что оно попросту было выманено у ювелиров. Возник громкий, скандальный процесс (1785–1786 гг.), разоблачивший дерзкую аферу с ожерельем и запятнавший имя Марии Антуанетты, так как все же не удалось с точностью установить, насколько была причастна ко всему этому несчастная французская королева.