Валерий Анишкин: Богатство и бедность царской России. Дворцовая жизнь русских царей и быт русского народа

Крестьянские пирушки и «неумеренное питье»

Крестьянские пирушки назывались пиво , т.к. крестьяне должны были просить разрешение на изготовление крепких напитков: пива, настойки, меда, а это являлось предметом правительственной монополии. Благочестивые люди на эти собрания обычно не ходили, т.к. на них чаще, чем на частных пирах происходили драки и даже убийства, но здесь крестьяне и вельможи могли встречаться как равные. Пили на этих сборах без меры, напивались до полусмерти, доказывая этим свою дружбу гостю или товарищу. Ели тоже до отвала. Ели щучьи головы с чесноком, рыбные похлебки с шафраном, заячьи почки в молоке и с имбирем. Употребляли много острых пряностей.

Однако К. Валишевский, например, считает, что свидетельство о привычке русских к неумеренному употреблению спиртного противоречивым. И если иностранец Дженкинсон пишет, что на Руси царило бы пьянство, даже если бы сам Иван IV ничего не пил, то в записках 1567 г., изданных в Любеке 116 116 Записки по поводу предполагавшейся отправки послов к русскому двору. , иностранным послам дается рекомендация воздерживаться от неумеренного питья, так как пьянство считается в Московии величайшим пороком. Известно также, что в конце царствования Ивана Грозного продажа спиртных напитков была разрешена только в одном пригороде под названием Наливки, правда, другие города пользовались полной свободой открывать кабаки, количество которых увеличивалось в интересах финансовой политики. Церковь старалась бороться с кабаками, но без особого успеха.

Светские развлечения

Церковь осуждала и удовольствия, и светское искусство. Особенно церковью преследовались скоморохи. Но светские развлечения существовали. При царском дворе играли в шахматы, шашки и карты, занимались охотой с гончими и борзыми собаками; любили соколиную охоту.

Иан Грозный и в это время еще держал при себе разных дураков и шутов, которые до середины XVIII в. входили в состав русского двора. Шутки большею частью были непристойны, что отражало уровень культуры того времени. Шуты и скоморохи, например, осмеивали советы «Домостроя» или смеялись над Восточным этикетом. Это была своеобразная сатира. В каждом более или менее значительном доме тогда держали одного или несколько приживальщиков, которые выполняли роль шутов. У Ивана их были десятки. Некоторые из них поплатились жизнью за свои смелые суждения. У Ивана был шут Гвоздев. Он был княжеского рода и занимал при дворе видную должность. Однажды для забавы Иван вылил этому шуту миску горячих щей на голову. Тот закричал, и нетрезвый Иван ударил его кинжалом. Шут упал на пол, обливаясь кровью. Позвали лекаря, но тот ничего уже поделать не мог. Гвоздев умер.

Если в Европе в моде было изящное искусство, а после игр и танцев беседовали, любили остроумие и любовались искусно сделанными вещами, то на Руси любовью народа пользовались странники и юродивые или блаженные. Их боялись и почитали. Они могли беспрепятственно заходить в лавки и даром брать все, что им нужно. Юродивые считались святыми и смело говорили правду в глаза даже государям. Церковь терпела их, а Иван Грозный на похоронах блаженного Василия даже нес гроб с его телом.

Во времена Ивана Грозного больше, чем кулачные бои, любили травлю медведя собаками, а еще больше с участием человека, который шел на него с рогатиной. Медведя нужно было ударить рогатиной в грудь, когда он поднимался на задние лапы. Стоило промахнуться и медведь задирал насмерть смельчака, что часто и происходило. Так, из летописей известно, что боярский сын Федор Сытин погиб от медведя в 1628 году.

Московские пожары и смута

Исходя из того, что в Москве в 1520 г. тогда насчитывалось около 41 500 домов, население могло составлять 100 000 жителей; через полвека Поссевин называет цифру 36 000, но это как раз тот промежуток времени, когда Москва подверглась набегу татар и была до основания разрушена. Однако в царствование Ивана IV население Москвы увеличилось. Новые улицы теснили старые, дома строились лучше, но были более подвержены пожарам.

Многие прежние пожары называли великими, однако ни один из предыдущих пожаров не мог сравниться с тем, который случился в 1547 г.. 12 апреля сгорели лавки с богатыми товарами в Китае, гостиные казенные дворы, Богоявленская церковь и множество домов от Ильинских ворот до Кремля и Москвы-реки. Высокая башня, где хранился порох, взорвалась вместе с частью стены и перекрыла реку. 20 июня сгорели дотла все улицы за Яузой, где жили кожевники и гончары. Через несколько дней в бурю начался пожар за Неглинной, на Арбатской улице. Огонь перекинулся на Кремль, Китай, Большой посад. Вся Москва представляла большой пылающий костер. На глазах исчезали деревянные здания, рассыпались каменные дома, а железо раскалялось докрасна. Плач и крики людей тонули во взрывах пороховых складов и треске огня. Вместе с домами горело нажитое имущество, Сгорели Царские палаты, а с ними сокровища, иконы, книги, истлели даже святые мощи. В этом страшном пожаре погибло более 1700 человек. Очевидцы свидетельствуют, что люди словно тени бродили с опаленными волосами и черными лицами среди пепелищ и искали детей, родителей, какие-нибудь остатки имущества. Многие в отчаянии рыдали.