Константин Тарасов - Три жизни княгини Рогнеды

— А дальше — смерть.

Рогнеда невольно удивилась.

— Что, кажется, малость? — сказал старик. — Не та награда?

— Да, мало, — кивнула Рогнеда.

— А ты попробуй, удержи груз жизни, чтобы не хряснул слабый хребет.

— Что же тогда судьба наша? — спросила Рогнеда.

— А что мы знаем о ней? От нее не спрячешься. Потому и бояться нечего людям.

Рогнеда не согласилась:

— Почему же боятся?

— Не думают, — ответил волхв.

Спешными переходами приближалась к ним их судьба и в конце бабьего лета объявилась в облике Добрыни и тысячного воинского отряда, который быстро обнял Заславль кольцом навесов и шалашей. Рогнеда, услышав от Рудого ненавистное имя, поняла, что скоро ее убьют, — никакая иная цель прибытия Добрыни в город ей не воображалась.

К вечеру старый убийца, как называла она Добрыню, пришел в избу. Она знала, что он не может не прийти, и дожидалась его, сев в кут и посадив возле себя Изяслава. Добрыня кивнул ей, кивнул княжичу и грузно опустился на лавку. Глаза его как бы с совиною слепотой рассматривали мать и сына. «Сейчас, сейчас когти выпустит», — подумала Рогнеда, не доверяя сонливому виду старого боярина. Так и случилось. Без отлагательства нанес Добрыня первый удар, сокрушив несколькими словами гордые ее мечты и надежную точность расчетов. Сказал же он неторопливой хрипотцой, что погиб ее дядя князь Тур.

— Значит, и сыновья его погибли? — утвердительно спросила Рогнеда.

Добрыня кивнул. Она вспомнила полоцкую резню и представила, как кололи ножами ее туровских двоюродных братьев. Не удержался все-таки Владимир вырубить весь полоцкий род. Она спросила, как погиб Тур.

— Погиб, да и все, — отозвался боярин. — Отказался впустиь в Туров владыку для крещения, сел за стенами, месяц ушел у нас на осаду… Теперь Святополк там княжит…

Святополку было семь лет, и Рогнеда мгновенно уяснила, зачем потребовалось Владимиру вырубать Туров и губить его князей.

— И мать его с ним там, в Турове? — осторожно српосила Рогнеда, желая полной ясности.

— Зачем? — усмехнулся Добрыня. — княжич до пяти лет в женских руках, а с пяти — мужчина. Ты ведь знаешь, княгиня..

— Ярославу моему пять лет, — сказала Рогнеда. — Что, может, и его посадят княжить?

— Уже повезли, — кивнул Добрыня. — В Ростов.

— А Изяслава куда повезете? — продолжила расспросы Рогнеда.

— В Полоцк, — сказал Добрыня и, глядя на Изяслава, пояснил как бы только для него: — Возвращается тебе, княжич, отчина по деду. Вот окрестим Заславль — и поедем. Хочешь в Полоцк?

— Хочу! — смущаясь, ответил Изяслав.

— Хочешь — будешь! А теперь беги-ка погуляй!

Остались вдвоем, но ничего Добрыня не говорил, и зачем он сослал Изяслава было Рогнеде непонятно.

— Когда начнете крестить? — спросила она, дивясь, что так легко примирило ее с крещением известие о Полоцком уделе Изяслава.

— Срубим церковку — тогда.

Вот бы и закончить в этот миг разговор, чтобы в одиночестве порадоваться за Изяслава, за исполнение своей мечты, погоревать о князе Туре, погрустить о Ярославе, отвезенном в далекий Ростов — жить сиротой под холодным боярским присмотром. Но о ней, о ее жизни еще не обмолвились ни полсловом. А верно, все у них решено. Пусть объяснит.

— Правда ли, Добрыня, что Владимир женился на ромейке?

— Правда.

— И веру греческую принял?

— Все приняли. И я крестился. И он крестился. Имя его новое, христианское — Василий.

— Василий, — повторила Рогнеда.

— Да, Василий.

— Значит, Василий — как царь византийский?

— Ага, — кивнул Добрыня. — А жену его звать Анна.

— Выходит, — заключила Рогнеда, — я ему не жена и живу по своей воле?

— Да, не жена, — сказал Добрыня, но про волю не уточнил.

Угроза почуялась Рогнеде в этом умолчании. Но что мог сделать ей Владимир? Что другим женам — то и ей.

— Где Олова? — српосила она.

— Замужем, — отвечал Добрыня. — За Карла пошла. Помнишь такого варяга?

— А Милолика?

— Тоже замужем.

— Мальфрида, Аделя?

— Все замужем! — исчерпывающе сказал Добрыня.

— Другого выхода нет, да, Добрыня?

Он не ответил.

— Ну, а мне кого дает в мужья князь Василий?

— Кого выберешь, — ответил Добрыня равнодушно. — Дорожир, Бедевей…

— Кто, кто? — переспросила она, словно не расслышав.

— Бедевей, Дорожир, — не торопясь и с безразличием повторял Добрыня. — А что, княгиня? Чем они тебе плохи?

Знал он и сам, что они ей не ровня; не требовалось здесь пояснений. Рогнеда промолчала. Все же она пристально вгляделась в Добрыню: не смеется ли над ней старый убийца? Вообразился ей некий двор, в нем изба Бедевея, она в той избе. Вот Бедевей приходит пьяный, валится на лавку и кричит, чтобы она сняла с него сапоги. Полоцкая княгиня с княжеского холопа. Рогнеда с Бедеввея.