Анри Коломон - Франсуа и Мальвази. II том

Найти его вряд ли было возможно. Причал был заполнен множеством людей и коней. Им и самим нужно было спешить, борт корабля очень сильно опустился. Но еще продолжали возиться перед трапом, откуда-то таскали еще из склада седла и уздечки, кои расходовались тут же. Вспомнился полковник Беккендорф, который назло ненужно загнал раньше времени скотину на борт чтобы тем самым досадить своему недоброжелателю.

Разбившиеся по парам французы наскоро взнуздывали по одному причитающемуся коню. На самых крупных /д’Олон выбирал/, накладывалось по паре увязываемых друг к другу стволов по бокам.

Капитан де Фретте ждал завершения стоя в одиночестве у дальнего борта, поглядывая на умолкшую гору-остров, представлявшую собою ни что иное как выделанную изнутри крепость. Затишье которое продолжалось довольно долгое время, не могло нравиться, потому что не сопровождалось попыткой навести контакты хотя бы посредством того же итальянца на весельной лодке. Но ничего не было кроме установившейся гнетущей тишины и безрадостного чувства прощания… Он прощался с красавцем «Ореолом», долженствуя по всем правилам сойти с него последним. Взметнутые ввысь одетые мачты которого, так украшали его издалека; никому не чувствуемая красота из этих французиков… кто столько на нем спасался, сейчас поспешно покидал его словно бегущие крысы, радуясь даже тому, что смог бросить гибнущее и приступить к дальнейшим делам по спасению; даже матросы бывавшие с ним заедино и видавшие его стоящим в полном облачении на рейде в порту, стояли к нему спиной копошась в толпе как жуки. Де Фретте был полон тихого презрения, не спеша сходить с уходящей уже из-под ног палубы, прощаясь с мечтой о выведенном им великолепном четырехсоттоннике бриге…

– Капитан, торопитесь! – крикнул ему д’Обюссон, отнюдь не покушаясь на приоритет капитана быть последним, но напоминая, потому что круп коня, которого он сталкивал вниз уже рисковал остаться вне причала и быть засосённым ушедшим в пучину бригом… Неожиданно, Франсуа не понял что произошло, его как оглушило разрывным шумом с человеческим криком. Обернулся… взрыв! То кричал поверженный капитан де Фретте, с которым он еще секунду назад говорил…

Де Фретте упал на бок едва ли стонущим. Д’Обюссон бросился к нему, перевернул на спину, заставив почувствовать ужасные боли, приведшие его в себя. За спиной шевалье появился Арман.

Корпус «Ореола» сильно качнуло как в предсмертной судороге, с причала им закричали перебираться…

– Не надо! – не свойственным ему голосом с хрипотцой проговорил умирающий, – «Ореол» счастливый корабль. Пожелайте мне на нем выплыть в рай.

Франсуа ничего не успел сказать как глаза капитана де Фретте закрылись навечно, а из разжавшейся руки выкатилась и покатилась по наклонной плоскости подзорная труба… Бросаясь вслед за Арманом, он подхватил ее и с разбегу запрыгнул с уходящего борта на каменный край, подхваченный для страховки крепкими руками. Сразу как только встал в рост, обернулся назад…

Видна была только палуба заливаемая водой и накренивающаяся мачтами в дальнюю сторону / благо не на них /. Тело капитана де Фретте безжизненно лежало заливаемое водой. Взмокшие седоватые волосы казались куцыми.

– Он хотел в рай.

– Преступный был человек, – ошеломляюще неожиданно произнес де Эльян, – При жизни я бы ему никогда по-дружески руки не подал.

Де Эльян произнес это настолько твердо, смело и уверенно, что ни в ком не вызвал чувство протеста и заставил шевалье д’Обюссона призадуматься. Он вспомнил лицо де Фретте мелкое, с живыми едкими глазами…, и согласился что не смотря на внешний соучаственных флёр естественного главнокомандующего здесь это вполне могло быть так. Франсуа всегда чувствовал не к нему, но к его внешнему… всегда существовала толика неприятия, отчуждение. Но капитан де Фретте был капитан, и в силу своего положения он не мог не сделаться душой их содружества.

Теперь в огромном деревянном гробе он уносился в пучину и над ним разыгралась буря воды в которую ушел нижний парус, затем пошли реи, одна за другой… Никто бы не подумал что мачты у «Ореола» были так длинны, но поражало и то какая глубина вбирала в себя горделивый бриг. Только одни верхние реи с флагштоками можно было видеть над бурлящей и пенящейся водой когда почувствовался удар о дно.

Оставшаяся видимая близость с погибшим кораблем озарила души французов светлым успокоением, но верхушки мачт продолжали двигаться, пока не завалились в сторону и не исчезли.