Роман Булгар: Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Но если возникала острая необходимость сблизиться, то лучники компенсировали остро возрастающую уязвимость усилением темпа и плотности своей стрельбы, да так, что враг боялся голову из-под щита высунуть. В бою монгол успевал за одну минуту выпустить шесть-восемь стрел. А сколько их мог выпустить атакующий лавой тумен…

А потому каждый нукер должен был представить своему командиру три больших колчана, наполненных по шестьдесят стрел.

Сами по себе монгольские стрелы представляли нечто особенное. Существовали особые бронебойные наконечники: под кольчужный, под пластинчатый и под кожаный доспехи. Были стрелы с очень широкими и острыми наконечниками. Иначе их называли «срезень». Способны были они отрезать руку, а то и всю голову. У командиров всегда под рукой имелось несколько свистящих сигнальных стрел.

– Покажи мне свою саблю! – приказал Субэдэй нукеру, стоявшему в самом последнем ряду.

Знал темник, что обычно нерадивые командиры ставили назад своих самых худых солдат в надежде, что проверяющий до них не дойдет.

На таких у старого барса был особый нюх. Он безошибочно находил нерадивцев среди сотен исправных нукеров. По одному их прячущемуся взгляду, по понурому виду, по мелкому подергиванью пальцев.

– У-у-у! – зашипел он, низко подвывая. – Тупой палкой ты и тыкву не перерубишь! Чем будешь рубить врага?

После лука самое важное оружие легкого конника его сабля. Клинки очень легкие, слабоизогнутые и рубящие с одной стороны. Такая сабля была орудием боя по отступающему противнику, когда бегущего врага рубили со спины, не ожидая встретить серьезного сопротивления.

Именно в таких условиях оружия лучше, чем легкая сабля, не было: она не утруждала руку и, между прочим, что являлось немаловажным, выводя врага на определенное время из строя, как правило, не лишала его самой жизни – и побежденные потом становились пленниками.

Для ведения массированного наступательного или встречного боя сабли были малоэффективны, и тогда главную роль играла тяжелая конница с массивными палашами и мечами, также слегка изогнутыми…

Лишь вскользь Субэдэй, возвращаясь после обхода, посмотрел на стройные ряды своей охранной первой тысячи. Как и все кешиктены Чингисхана, его багатуры вооружены были намного разнообразнее, чем легкие конники. Они держали в своих руках мощные копья – пики, мастерами во владении которыми были уруты и мангуты, в недавнем прошлом едва не разнесшие в отчаянной копейной атаке во много раз их превосходившую армию кераитов. У многих копья были с крюком, предназначенным для стаскивания врага с лошади. Кроме того, каждый имел аркан из конского волоса – легкий, прочный и длинный.

Багатуры, такие, как кешиктены и нойоны – владельцы доспехов, все чаще употребляли тяжелое ручное оружие, дающее преимущество в тесном бою: боевые топоры и палицы, копья с длинным и широким лезвием, которые применяли и как колющее, и как рубящее оружие…

Ближе к полудню устроили общие скачки. Победитель должен был получить в виде премии коня, а пришедший последним – до следующих скачек лишался права сесть на лошадь. Субэдэй сам, сидя верхом на коне, окруженный своими верными нукерами, в числе которых в тот день был и Угхах, присутствовал на этих состязаниях.

Втайне от всех десятник в душе переживал о том, что он не сможет принять участия в скачках. Ему хотелось показать свою удаль. Но, в большей степени, ему хотелось развеять тень тоскливой печали все чаще и чаще не сходившей с его похудевшего в последнее время лица.

Ему казалось, что лишь на скачках он сможет встряхнуться, собрать в кулак всю свою размягчившуюся волю. Вся жизнь каждого воина, кто принимал участие в состязаниях, сосредотачивалась на том, чтобы не оплошать. Ибо тут одинаково легко можно было стяжать как щедрую награду и повышение по службе, так и гнев темника. Со всеми отсюда вытекающими последствиями. В это утро Угхах уже видел, как лучника, что из шести стрел ни разу не попал в цель, Субэдэй тут же приказал вырядить в женское платье и с позором прогнал с майдана.

Однажды разгневанный военачальник отстранил от командования пожилого сотника, который явно по вине своего споткнувшегося коня пришел на скачках последним. На его место назначили молодого нукера, особо отличившегося на последних состязаниях. И это была не просто честь, а много больше. Ибо при назначении сотником каждый получал двенадцать коней, а при распределении воинской добычи доля сотника в девять раз превышала долю простого воина.