Роман Булгар: Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Стоптанные сапоги прочно и по-хозяйски упирались в сырую землю, заботливо покрытую мягкой зеленой травушкой-муравушкой, жалобно пригнувшейся под широко расставленными ногами степняка.

Тяжелый, недобрый взгляд его напряженно ощупывал свободную от деревьев полоску равнины, полого опускающейся к берегу темнеющей впереди речки. Не зная броду, чужак пытался найти переправу и это ему удалось. Чуть левее того места, откуда он наблюдал, река, вырвавшись из теснивших ее крутых холмов, разливалась широко, и она несла воды спокойно и неспешно. Именно там следовало искать мелководье, на что недвусмысленно намекали переливающиеся на свету буруны.

Небольшой конный отряд, оставляя после себя росистый след на примятой копытами траве, гуськом пересек неширокий заливной луг.

Высокая трава по брюхо скрывала в себе низкорослых, мохнатых и с виду неказистых, но без меры выносливых лошадок. Неприхотливые и привычные к подножному корму коники. Способны они прокормиться зимой там, где, казалось бы, вовсе и не имелось какой-либо пригодной к пищи растительности. Откапывают кони копытами ее из-под слоя снега.

Передовая лошадь, понукаемая твердой рукой, принюхиваясь и фыркая, настороженно прядая ушами, сторожко вступила в прозрачную воду. Пару раз переступив, она, хрипя, осаживаясь на задние копыта и забрасывая вверх передние копыта, все же пошла. За ней потянулись остальные. Добравшись до противоположного и более крутого берега, привычные к горам лошадки легко преодолели осыпающуюся кручу.

Перед глазами открылась ставшая уже в последние дни привычная картина: за небольшим лугом снова начинался лес…

Недремлющая на сосне сойка заметила чужаков, вскрикнула. Хлопая крыльями, она взлетела, закружила над верхушками деревьев, полоша, поднимая тревогу и будя, прерывая сладкий сон, стряхивая его остатки с тех, кто жутко любил понежиться на исходе утренней зорьки.

Поднялся и, хрустя валежником, неторопливо потрусил в другую сторону от надоедливого шума мохнатый зверь – хозяин урмана.

Отъевшийся сладкими ягодами мишка был в то утро по горло сыт. Встречаться же на полный желудок с неведомым чужаком, возможно, представляющим для всех немалую опасность, желания особого он в себе не нашел и счел за разумное попросту на время ретироваться.

Рассудил косолапый, что лучше-де будет в стороне пока отсидеться, переждать смутную тревогу, поднятую бдительной птахой.

Издалека учуяв выставленным вперед рылом приближение старого и могучего самца-медведя, покрытый густой, со временем поседевшей шерстью, кабан перестал чесаться спиной о ствол дуба. Призывно он хрюкнул, вытягивая по ветру длинную морду, развернулся и засеменил. За ним живо пристроилось семейство поросят. Замыкала шествие матка, с тревогой похрюкивавшая и подгонявшая своих неразумных деток.

Надвигающееся хрюканье выгнало из норы взволнованную волчицу. Она предупреждающе выгнула спину. Шерсть угрожающе вздыбилась.

Глаза ее загорелись неистовым огнем, и бегущий впереди косач не стал испытывать на себе судьбу. Он круто завернул, предусмотрительно обойдя волчье логово. Подгоняемый страхом, хряк опустил голову и дал деру, не разбирая дороги, сметая все на своем пути.

Огненно-рыжий хвост едва успел отскочить в сторону. Шустрыми язычками пламени разлетелись веером неразумные лисята. Разбежались они в разные стороны, толкая перед собой расширяющиеся волны страха, неведомо откуда взявшегося, непонятного, а оттого еще более пугающего. Обморочный страх гнал вперед зайчишек и бельчат…

Неширокая лесная тропа совершила крутой поворот. Тенистые кущи могучего дубняка сменились густыми зарослями колючего шиповника и ломкой бузины. Всадники в них едва скрывались.

Отступили на время чуждые душе степняка и угнетающие запахи лесной прели. Поднимающийся утренний ветерок донес свежий запах летних трав вперемешку с красноталом, просочилась дразнящая струйка влажной прохлады.

Кося огромным глазом и вытягивая шею, поворачивая морду, конь под передним всадником зафыркал, и монгол легонько натянул поводья, умерив прыть длинногривого и плотного рыжеватого мерина.

Шедший сбоку на короткой привязи заводной жеребец мышастой масти посунулся, было, вперед, дернул повод, недовольно всхрапнул, кося диковатым фиолетовым глазом. Он тоже учуял близость реки или озера. Ему мерещилась сладкая вода в зеленых берегах. Не та горькая, степная, на которой возрос он в полудиких табунах, а та упоительно сладкая лесная влага. Он уже чувствовал ее в сухом воспаленном горле и не мог понять, отчего хозяин медлит и не спешит к водопою.