Кэтлин Макгоуэн - Тайна Магдалины

Я очень скоро свяжусь с тобой.

Питер».

…Прошло много лет, прежде чем у меня появилась возможность лично поблагодарить Клавдию Прокулу за тот риск, которому она подвергалась ради Исы. Трагедия Понтия Пилата и его решение выбрать Рим как своего господина не спасли его карьеру и, в конце концов, не пошли на пользу его амбициям. Ирод действительно отправился в Рим на следующий день после страстей Исы, но он не стал хорошо отзываться о Пилате перед императором. Как настоящий Ирод до мозга костей, он лелеял другой план, у него был двоюродный брат, которого он желал видеть на посту прокуратора. Он вливал яд в уши Тиберия, и Пилат был отозван в Рим, чтобы предстать перед судом за свои преступления, которые он совершил, пока был правителем Иудеи.

На этом суде против Пилата были использованы его собственные слова. Он послал письмо Тиберию, рассказывая ему о чудесах, которые творил Иса и о событиях Дня Мрака. Римляне использовали эти слова против него, не только чтобы лишить его титула и положения, но и чтобы изгнать его и конфисковать его земли. Если бы Пилат помиловал Ису и выступил против Ирода и священников, его бы ждала такая же судьба.

Клавдия Прокула оставалась верной своему мужу даже в самые мрачные времена. Она рассказала мне, что их маленький мальчик, Пило, умер несколько недель спустя после казни Исы. Этому не было никакого объяснения; он просто таял у них на глазах. Клавдия сказала, что сперва ей было очень сложно не обвинять мужа в смерти их сына, но она знала, что Иса не хотел бы этого. Ей стоило только закрыть глаза, и она видела лицо Исы в ту ночь, когда он исцелил ее сына — вот как Клавдия Прокула обрела Царствие Божие. Эта римлянка с императорской кровью обладала необычайным пониманием назарейского Пути. Она жила им безо всяких усилий.

Клавдия и Пилат перебрались в Галлию, где она жила в детстве. Она сказала, что Пилат провел остаток своих дней, пытаясь понять Ису — кто он был, чего он хотел, чему учил. За много лет она часто говорила ему, что Путь Исы — не то, к чему он может применить свою римскую логику. Надо было стать подобным детям малым, чтобы понять истину. Дети — чисты, открыты и честны. Они способны принять добро и веру, не задавая вопросов. Хотя Пилат не думал, что может принять Путь так, как это сделала Клавдия, она чувствовала, что он по-своему был обращен.

Клавдия поведала мне необыкновенную историю о том дне, перед тем как они с прокуратором навсегда покинули Иудею. Понтий Пилат отправился в Храм в поисках Ионафана Анны и Каиафы, требуя, чтобы они встретились с ним. Он просил у них обоих посмотреть ему прямо в глаза на самой священной земле их народа и сказать ему: распяли мы Сына Божьего или нет?

Я не знаю, что более необычно — желание Пилата задать этот вопрос или признание обоих священников в совершенной ужасной ошибке.

После вознесения Исы к Отцу Небесному некоторые люди стали говорить, что наши сторонники куда-то перенесли его тело. Этим людям заплатили в Храме, потому что теперь там боялись ужасного возмущения, если люди узнают правду. Анна и Каиафа признались в этом. Пилат сказал своей жене, что верит в искреннее раскаяние этих людей, что они будут страдать каждый день всю оставшуюся им земную жизнь, ибо живут с сознанием своих ужасных деяний.

Если бы только они пришли ко мне и рассказали мне об этом. Я бы передала им учения Пути и уверила их в прощении Исы. В тот день, когда Царствие Божие пробудилось в сердце вашем, вам больше нет нужды снова страдать.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников

Новый Орлеан

1 августа 2005 года

Морин вела взятую напрокат машину сквозь светлые сумерки южного лета. Когда она втиснулась на автостоянку у пригородного кладбища, угасающий свет осветил маленькую церковь за кладбищенскими воротами.

На это раз она не обошла ворота. Дочь Эдуарда Паскаля прошла через них с высоко поднятой головой. Никто из тех, чьи близкие похоронены здесь, посещая место их последнего упокоения, не окажется на неухоженном и заросшем кладбище. Ворота были перенесены, чтобы включить прежде заброшенные участки в территорию кладбища, благодаря влиянию и дотации некоего итальянского кардинала.

Белый мрамор новой надгробной плиты на могиле ее отца, казалось, сиял изнутри, когда Морин приблизилась к нему. У мраморного надгробия лежал великолепный венок из роз и лилий, сразу под высеченной на плите большой позолоченной лилией и надписью, которая гласила: