Он привел их туда, где над креслами, подобными тронам, висел портрет Марии Магдалины. Он был похож на картину работы Жоржа де ла Тура, которую Морин видела в Лос-Анджелесе, с одним очень важным отличием.
— Вы помните ту ночь, когда Беранже сказал вам, что одна из самых значительных картин де ла Тура исчезла и недоступна широкой публике? Это потому что она здесь, — сказал он. — Де ла Тур был членом нашего общества, и он оставил эту картину нам. Она называется «Кающаяся Магдалина с распятием».
Морин посмотрела на портрет с благоговением и восхищением. Как и все работы французского художника, это был шедевр игры света и тени. Но на этой картине Мария Магдалина сидела в другой позе, чем на всех остальных, которые видела Морин. Эта версия изображала Марию, положившую левую руку на череп Иоанна Крестителя, а в правой руке она держала распятие и устремила свой взгляд на лицо Христа.
— Эту картину слишком опасно выставлять на всеобщее обозрение. Каждый, у кого есть глаза, разглядит намек: Мария кается по поводу Иоанна, первого мужа, и с любовью смотрит на Иисуса, второго мужа.
Он подвел обеих женщин к огромной картине на другой стене. Она изображала двух святых старцев, сидящих на фоне горного пейзажа и, очевидно, погруженных в обсуждение духовных вопросов или какие-то дебаты.
— Тамара может рассказать вам историю этой картины, — сказал Ролан, улыбаясь стоящей рядом с ним Тамми. Морин посмотрела на нее в поисках объяснений.
— Это работа фламандского художника Давида Тенирса-младшего, — сказала Тамми. — Она называется «Святой Антоний Отшельник и Святой Павел в пустыне». Это не тот самый святой Павел, который писал в Новом Завете, а еще один местный святой, который тоже был отшельником. Беранже Соньер, пресловутый священник из Ренн-ле-Шато, купил эту картину для общества. Да, он был одним из нас.
Морин внимательно посмотрела на картину и разглядела теперь уже очень знакомые детали. Она показала на них.
— Я вижу распятие и череп.
— Правильно, — ответила Тамми. — Это Антоний. Он носит на своем рукаве символ, который выглядит как буква «Т», но, на самом деле, это греческий вариант креста, называемый «тау». Святой Франциск Ассизский распространил его среди нашего народа. Антоний поднял глаза от своей книги, которая является олицетворением Книги Любви, и смотрит на распятие. А теперь посмотри на Павла. Он рукой делает жест «Помни Иоанна» и спорит со своим другом, кто является первым мессией, Иоанн или Иисус. Книги и свитки, рассыпанные около их ног, должны показать, как много материала надо рассмотреть в этой дискуссии. Это очень важная картина. Деревня на холме символизирует Ренн-ле-Шато, а на фоне пейзажа — посмотри, кто там?
Морин улыбнулась.
— Пастушка и ее овцы.
— Конечно, Антоний и Павел спорят, но позади них, вдали, виднеется пастушка, чтобы напомнить, что однажды Долгожданная найдет спрятанные Евангелия Марии Магдалины и положит конец всем спорам, открыв правду.
Беранже Синклер тихо вошел в комнату, когда Ролан говорил:
— Я хотел показать вам эти вещи, мадемуазель Паскаль, чтобы вы знали, что мой народ не желает зла последователям Иоанна и никогда не желал. Мы все — братья и сестры, дети Марии Магдалины, и мы хотим, чтобы все могли жить в мире.
Синклер присоединился к обсуждению:
— К несчастью, некоторые из последователей Иоанна — фанатики и всегда такими были. Их меньшинство, но они опасны. Это как везде в мире, где группа фанатиков бросает тень на мирных людей, верящих в те же самые идеалы. Но угроза, которую несут с собой эти люди, остается очень реальной, как Ролан может вам рассказать.
При этих словах выражение лица Ролана омрачилось:
— Это правда. Я всегда старался жить в согласии с верой нашего народа. Любить, прощать, испытывать сострадание ко всем живым существам. Мой отец тоже в это верил, и они убили его.
Морин почувствовала глубокую печаль окситанца по поводу потери отца, но также и по поводу того, какому сильному испытанию подверглись его религиозные убеждения из-за этого убийства.
— Но почему? — спросила Морин. — Почему они убили вашего отца?
— Моя семья пользуется большим влиянием в этой местности, мадемуазель Паскаль, — сказал Ролан. — Вы слышали, что здесь меня называют только по имени Ролан. Но моя фамилия — Жели.
— Жели? — Морин поняла, что эта фамилия ей знакома. Она посмотрела на Синклера: — Письмо моего отца было адресовано месье Жели, — сказала она, припоминая.
Читать дальше