Андрей Расторгуев - Предел прочности

– С неспособными да немощными тоже кому-то быть надобно.

– Ну, спасибо тебе, Павел Михайлович. Уже и в немощные меня зачислил. Ежели на возраст намекаешь, так и ты не юнец давно.

Не соврал Белавин, шефу полка пятьдесят пять не за горами. Но и майору больше сорока. Несмотря на это, Карягин знал его, как офицера исключительно геройского. Впрочем, таковыми в полку являлись практически все. Но выбор старшего так называемой «инвалидной команды», остающейся в Елизаветполе, пал как раз на Белавина.

На лице полковника мелькнула улыбка:

– Ворчишь, словно старик. Хуже меня.

– Ладно, – махнул рукой майор. – Поезжайте уж с богом.

Когда командир запрыгнул в седло, Белавин осенил его крестным знамением и взял под козырёк. Отдав честь, полковник в сопровождении штабных офицеров поскакал в голову построенной колонны.

– Батальон! Шагом… марш! – донеслось оттуда.

Затопала сапогами пехота, застучали копытами лошади, загремели по мостовой колёса орудий и обозных телег. Потянулась длинная змейка людей в зелёных мундирах мимо роскошного ханского сераля, мимо небольшой мечети, окружённой огромными чинарами. Казалось, их шевелящиеся на ветру большущие кроны машут на прощание уходящему войску своими разлапистыми серо-зелёными листьями.

Колонна шумно втянулась в жилые кварталы.

– Чего приуныли, братцы? – взвился вдруг над строем чей-то звонкий голос. – Идём, как на похоронах.

– Кто там такой горластый? – спросил Карягин ехавшего рядом Котляревского, командира шефского батальона.

– Да Гаврилка Сидоров, запевала наш, – неопределённо мотнул головою майор.

– Как же, знаю. Справный солдат.

Между тем, Гаврилке ответили:

– Чего веселиться-то? Не на посиделки, чай, топаем.

– А ты уже заранее помирать собрался? Так отойди на край дороги да яму себе рой.

– Во-во, – подхватили в строю. – Ишо и крест не забудь вытесать с именем своим. Всё нам работы меньше.

Егеря рассмеялись.

– Разрешите песню, ваш скродь? – не унимался Сидоров. – Солдату с песней завсегда веселее.

Котляревский вопросительно глянул на шефа. Тот кивнул, качнув лохматым султаном на шапке.

– Запевай! – с готовностью крикнул майор за спину.

Тут же полился, зажурчал высокий солдатский голос:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши жёны?

Несколько сот глоток вмиг подхватило, грянув басами, распугивая местных собак, опрометью бросившихся к своим дворам:

– Наши жёны – пушки заряжёны.

Вот кто наши жёны!

Так и пели. Сидоров как бы спрашивал товарищей:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши дети?

И те хором отвечали:

– Наши дети ружья, пистолети.

Вот кто наши дети!

Жители прильнули к заборам, высыпали на улицы. Детвора стайками вилась возле марширующих егерей, которые старательно чеканили шаг под песню. А над городом гремело:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши матки?

– Наши матки белые палатки.

Вот кто наши матки!

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши отцы?

– Наши отцы русски полководцы.

Вот кто наши отцы!

Миновав два моста, батальон вышел из ворот. Уже за городом песню допели:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши деды?

– Наши деды славные победы.

Вот кто наши деды!

Внешняя землебитная стена Елизаветполя с выступающими бастионами осталась позади. Колонна шла по зелёной равнине, орошаемой речкой Ганжа. Впереди ещё много равнин и рек, которые предстояло пройти. Пройти под жестоким огнём неприятеля, вторгшегося в Карабаг. Пока же все живы и здоровы. Маршируют бодро, воодушевлённые песней ротного запевалы, не зная, кому из них предстоит выжить, а кому навсегда остаться в Кавказской земле.

25 июня 1805 года

Карабаг, Шуша, дворец хана

Выйдя из дворца, Лисаневич вздохнул. Разговор с Ибрагим-ханом не шёл из головы. Его сын Абул увёл практически всю ханскую конницу к персам. Город будоражило. Все ждали, что в Шушу со дня на день ворвутся нукеры Аббас-Мирзы. Перед ним готовились открыть ворота, как некогда перед Ага-Мухаммед-Каджаром. Правда, в то время это не убедило правителя Персии отказаться от резни. Не убей его собственные придворные, кто знает, чем бы всё кончилось. А теперь, пожалуй, только присутствие русского войска сдерживает горожан от более решительных действий.

Майор надел шляпу. Немного постоял на крыльце, вдыхая летний аромат сада, разросшегося перед ханским дворцом, и слушая разноголосый щебет птиц.