Возвращаясь из солдатского расположения и оказываясь в привычном окружении молодых нобилей, Марк вздыхал с облегчением, но, внимательно прислушиваясь к разговорам товарищей, обнаруживал здесь тот же личностный уровень, лишь обрамленный золотой оправой интеллекта и подретушированный образованностью. Мечты о фалерах и наградных венках тут заменяли плебейскую тягу к деньгам, но нобилям нужны были не сами награды как свидетельство воинской доблести и заслуг перед Отечеством, а их опосредованное значение в качестве права на досрочные магистратуры, каковые в свою очередь ценились благодаря возможности разбогатеть на злоупотреблениях в провинции: круг замыкался и приводил офицеров к той же целевой фикции, которой подчинили себя солдаты. Громкие слова о миссии спасителей Италии от варварского погрома тут же сменялись сожалениями о том, что война с рабами не престижна, и славы в ней не заработаешь. А за помпезными заявлениями о неполноценности рабов в человеческом смысле и их неспособности к организованным целенаправленным действиям, из-за чего якобы не имеет значения, десять их тысяч или сто, скрывался тот самый эгоистический страх, который нещадно язвил рядовых солдат. Всюду общее распадалось на частное, великое рассыпалось в мелкое, пафос оборачивался цинизмом, в результате, неизмеримо слабели и войско в целом, и каждый воин в отдельности. Все это высшее общество походило на навозную яму, забросанную сверху цветами, сладкий аромат которых смешивается со зловонием гниющих отбросов и вызывает тошнотворное чувство.
Правда, в кругу офицеров Марк все же находил понимание. Среди легатов, трибунов, всадников попадались люди, смотревшие на происходящее его глазами и разделявшие праведное возмущение. Наибольший отклик мысли Марка получали, конечно же, у брата. Цепион серьезно выслушивал его и пытался утешать. Он говорил: "Все дело в том, что эта война ненормальная. Когда мы отправимся в экспедицию против настоящего противника и станем учить цивилизации галлов, дарданов, киликийцев или парфян, все встанет на свои места, и граждане будут вести себя достойно римского имени". "Да, жаль, что нам пришлось начать службу Отечеству с такой странной кампании... - задумчиво произносил в ответ Марк, сам не понимая, согласился он с братом или нет, и после паузы уже более решительным тоном добавлял: - Но как бы там ни было, любое дело, порученное государством, надо выполнять добросовестно, значит, в полную силу". "Вот-вот", - с готовностью соглашался Цепион, и Марку становилось легче на душе. Однако вскоре он обнаружил, что, разделяя его взгляды, Цепион в то же время отлично ладит с остальными и находит общий язык с самыми отъявленными, в представлении Марка, негодяями. Это добавило ему пессимизма, и он стал относиться к брату настороженно, хотя и не решался уличить его в главной нравственной болезни своего века - двуличии.
Спартак находился в Апулии. Римляне, будучи непревзойденными стратегами, отправили войско консула Лентула к северу в Пицен, а Геллий и претор Квинт Аррий с двух сторон проникли в Апулию; таким образом неприятелю были перекрыты все пути к отступлению, и он оказался заперт в пустынной, лишенной естественных укрытий местности. Положение римлян казалось настолько предпочтительнее, что ввело в заблуждение саму Фортуну, каковая приняла их сторону и сделала им подарок, впрочем, давно ожидавшийся.
Оправдались расчеты римлян на варварскую природу своего противника. Пока рабы и примкнувшие к ним близкие по общественному положению элементы в жестоких битвах отстаивали за собою право на существование, они выступали монолитной несокрушимой силой, но после первых побед в среде восставших начались разногласия на почве дележа славы и добычи, усугубляемые расколом по культурно-национальному признаку. Большую часть спартаковского войска составляли выходцы из эллинистических стран, но значительной группой были представлены и северные народы галлов и германцев. Первые кичились своей относительной цивилизованностью и, подражая ненавидимым ими самими господам, называли галлов и германцев варварами, те же в ответ заявляли, что хваленая "цивилизованность" на деле есть развращенность, из-за которой грекоязычное население Средиземноморья утеряло способность к самостоятельной свободной жизни и отдалось в рабство Риму. Долгое время Спартаку удавалось примирять враждующие стороны и обращать энергию раздоров против общего врага. Но незадолго до прибытия консульских войск между противоборствующими лагерями произошел окончательный разрыв, и галло-германский контингент в количестве двадцати тысяч человек под началом бывшего друга Спартака гладиатора Крикса отделился от основных сил, чтобы искать собственного, галло-германского счастья.
Читать дальше