Юрий Тубольцев - Катон

Давнего ненавистника римлян Митридата, который однажды организовал облаву на мирных римских граждан, проживавших на Востоке, и уничтожил их более восьмидесяти тысяч, потом был разгромлен Суллой, а теперь, пользуясь ослаблением Италии в результате междоусобиц, снова развязал войну, также не удалось наказать за совершенное. Митридат вошел в политический контакт с Серторием, и тот помог ему опытными в военном деле советниками, благодаря чему понтийский царь перестроил свою гигантскую трехсоттысячную армию по римскому образцу. После первых неудач Республика выставила против него обоих консулов.

Но в каком бы положении ни находились римляне по отношению к врагам, их собственные пороки всегда были при них. Характерный эпизод произошел и в той войне. Митридат осадил одного из консулов Аврелия Котту в малоазийском портовом городе. Его коллега Луций Лициний Лукулл двинулся на помощь, но его солдаты отказывались подчиняться, заявив, что им нет дела до какого-то Котты, и неоднократно прерывали марш ради грабежа окрестного мирного населения, что по старым римским нормам уже само по себе являлось преступлением. В то же время и сам Котта выказал себя человеком, достойным Лукулловых солдат: он испугался, что второй консул похитит у него еще не завоеванную славу победителя Митридата, и поспешил напасть на противника силами только своих легионов. В итоге Котта был наголову разбит, и лишь прибытие на место действия Лукулла спасло римлян от потери целого войска. В дальнейшем Лукулл, имея армию, десятикратно уступавшую неприятельской в численности, но превосходившую ее качественно, умелым маневрированием сковал огромное воинство Митридата, лишив его возможности добывать провиант, и без большого кровопролития вынудил отступить за пределы провинции. Но перебои в материальном обеспечении кампании со стороны государства и разнузданность самих легионеров лишили Рим достигнутого преимущества, и вскоре война вернулась к исходному состоянию.

Тиграна же, который возомнил себя последователем персидских монархов, назывался царем царей и держал на положении слуг царей побежденных стран, римляне и вовсе боялись затрагивать, молчаливо попустительствуя ему в завоевании дружественных им государств.

Против пиратов иногда проводились карательные экспедиции, но без особого успеха ввиду их бессистемности. Наибольших результатов достиг проконсул Публий Сервилий Ватия, вторгшийся с войском в Киликию, являвшуюся главным оплотом пиратской империи. Он разгромил воинственный и непокорный народ исавров, за что удостоился звания Исаврийского, и разрушил укрытые в горной местности поселения пиратов, а также их морские базы и верфи. После этого центром пиратства на некоторое время стал остров Крит, но затем, с уходом римлян, друзья Нептуна вновь обжили Киликию. Даже столь удачная кампания, проведенная римлянином старой закалки Публием Сервилием, в последующем ставшим другом Марка Катона, по сути ничего не дала государству.

А дорожным бандитам, терроризировавшим Италию, римляне противостояли и вовсе в одиночку. Каждый аристократ, готовясь к путешествию, собирал огромную свиту и вооружал рабов, дабы с боями продвигаться по родной стране, а простым гражданам предоставлялся выбор: быть ограбленными, убитыми или присоединиться к шайке. Вся Италия, израненная гражданскими войнами, кусаемая разбойничьими бандами, изнемогающая от морской блокады, от голода и в то же время от чудовищных излишеств кучки богачей, переполненная разноплеменными массами рабов, люто ненавидевших ее, была подобна скоплению горючих материалов, готовых вспыхнуть от первой искры.

Фитиль к этой стране, ставшей взрывоопасным вместилищем всесветских пороков, решительно поднес беглый гладиатор Спартак.

Спартак происходил из знатного, будто бы даже царского фракийского рода. Каким-то образом он оказался на службе у римлян, где командовал отрядом вспомогательных войск, потом, когда началась война с Фракией, бежал с намерением присоединиться к своим, был пойман и как дезертир продан в рабство.

В то время в Риме получили широкое распространение гладиаторские со-стязания. Когда-то бои рабов-гладиаторов были атрибутом мрачного погребального обряда, позаимствованного у этрусков, который являлся отголоском существовавшего в древности ритуала человеческого жертвоприношения, но теперь они сделались любимым развлечением праздной толпы. Какова эпоха, таковы и ее пристрастия.