Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы

– Слава Аллаху! – прошептала девушка с радостной и счастливой улыбкой на губах. – Ты услышал мои молитвы! Ты вразумил дикого человека, и он не оставил меня одну.

– Возьми, одень это на себя, – произнесли на непонятном для нее наречии, но, подняв свои глаза на стоявшего всего в двух шагах от нее охотника, она и без перевода все поняла.

Пока девушка видела свой последний и, видно, самый сладкий сон, охотник по-хозяйски проверил все переметные сумы, притороченные к седлам. Довольная улыбка появилась на широкоскулом лице, разведя рот чуть ли не до самых ушей, когда парень обнаружил целый ворох женской одежды. По его мнению, он нашел настоящее богатство.

– Отвернись! – Баргуджин-гоа капризно сморщила носик, но дикарь так и остался стоять и пялился на нее своей глупой улыбкой.

Чувствуя себя не очень-то уютно под его жадными ощупывающими взглядами, девушка в спешке натянула на себя тонкие шелковые штанишки, сверху набросила на плечи длинную и просторную рубашку и только тогда с облегчением вздохнула. То, что произошло накануне вечером и последующей темной ночью, вовсе не лишило ее природной скромности и присущей юным девушкам стыдливости.

– Спасибо тебе, – особым грудным волнующим голосом произнесла она, мягко шагнула к нему, грациозно взмахнув руками, нежно обвила мужскую шею и прижалась жаркими губами к колючей щеке.

– Ты принесешь мне счастье! – воскликнул охотник. – Скажи, как тебя зовут? Скажи мне твое имя!

Ничего не поняв из вырывающихся из мужской груди гортанных и отрывистых, настойчиво требующих звуков, она тихо-тихо улыбнулась, внутри себя осознавая, что это самый лучший в ее положении ответ.

– Не понимаешь! – охотник огорченно вздохнул. – Я буду звать тебя Суара! А что? Суара… та, которая рядом с водой…

– Суара… – по слогам повторила она незнакомое слово и прижала ладошку к груди, показывая, что она согласна со своим новым именем, раз уж решила начать новую жизнь, то и имя свое сменит на новое.

– Суара! – восторженный крик вырвался из мужской груди.

– Суара… – она тут же согласно закивала головой, поглядывая на охотника с умилительно непосредственной улыбкой.

Неосознанным движением Хорилартай подхватил девушку на свои руки, закружил, неотрывно глядя в ее чуть расширенные глаза, утопая в них и чувствуя, что окончательно гибнет…

Настороженно оглядываясь по сторонам, Баргуджин-гоа, нет, теперь Суара ехала верхом по непривычному для нее, городской жительнице, видевшей дома из камня, небольшому поселению лесных охотников из племени хори-туматов, что расположилось в местности Арих-усун.

Вокруг вырисовывались убогие жилища, устроенные из толстенных веток и обтянутые где звериными шкурами, а где и кусками войлока.

Встречались и шалаши, со всех сторон накрытые одними ветками с густой листвой, даже не защищенные от непогоды березовой корой.

Неустроенность жизни кричала во весь голос и сразу бросалась в глаза. Жизнь в лесу таила в себе множество опасностей.

При острой необходимости многие лесные жители могли унести с собой весь скарб на собственных плечах.

Главным занятием «лесных» монголов считалась охота, в меньшей степени они предавались другому занятию – рыболовству.

Рожденные в лесах, они почти никогда не покидали этих мест, блуждая в порой непроходимых чащобах в поисках дичи.

Казалось бы, их рыскания были лишены всякой системы, однако все эти охотничьи угодья, как и земли у их соседей-степняков, были строго закреплены за отдельными родами или семьями.

Иные охотники из лесовиков приручали диких оленей-изюбрей, как и их соседи-скотоводы, и косуль. Они питались мясом животных и молоком. Изюбрей использовали как вьючных животных.

Но в отличие от степняков лесные охотники не были привязаны к своим стадам. Одомашненные звери послушно следовали повсюду за человеком их приручившим, а не охотник следовал по пятам за ними.

Гордые лесовики презирали степных кочевников, как слабых людей, пожертвовавших своей свободой ради сытной и предсказуемой жизни.

Жизнь скотовода они все считали невыносимой. И не находилось угрозы страшнее для непослушной дочери, чем обещание выдать ее замуж за степняка, где той придется ходить за баранами. И некоторые девушки, предвидя таковое будущее, даже накладывали на себя руки…

Оборванные и грязные ребятишки, никак не обращавшие внимания на длинные свисающие сопли, неожиданно выбегали прямо под конские копыта и, чему-то смеясь, тыкали в нее пальцами. Видно, именно она в их глазах казалась существом неестественным, чего они еще никогда не видели, а потому-то считали верхом дикости и неприличия.